Немного мечты (СИ) - Костин Константин Константинович

- Ну что? – спросил Гримодан – Сигнал?

- Подавай.

На лавочке напротив дома, где жил дедушка Лефан, мирно читал газету старик. В дешевом желтовато-белом костюме, из тех, что издалека и для незнающего глаза выглядят как чесучевые, то есть сделанные из дикого шелка, однако уже вблизи становилось понятно, что ткань, пошедшая на костюм, никогда не была знакома с шелковичными червями, ни с тутовыми ни с дубовыми, а родилась из расплава продуктов нефти. Такие костюмы были модными несколько лет назад, когда в лабораториях семьи Тергал из этиленгликоля и терефталевой кислоты и была создана эта ткань. Но очень быстро выяснилось, что ткань эта чересчур дешева и, к тому же, в одежде, сделанной из нее, слишком душно. Поэтому в настоящее время одежду из нее носили разве что рабочие и вот такие, знавшие лучшие времена, старики.

Тяжелые, непроницаемо-черные очки в тяжелой оправе как бы подсказывали причину того, почему жизнь этого конкретного старика покатилась по наклонной, а газета «Оглав», с чрезвычайно крупным шрифтом, предназначенная для слабовидящих, только подтверждала эту догадку.

Старик, не отрываясь, смотрел на одну и ту же страницу, то ли медленно читал, то ли вообще думал о своем. На самом деле – он даже не видел газеты. Зато видел кое-что другое.

Спрятанные в оправе зеркала позволяли видеть то, что находилось гораздо выше точки, в которую были направлены глаза, поэтому старик, то есть один из охранников семьи Эллинэ, все это время не отрываясь смотрел на окна квартиры на третьем этаже.

Шевельнулась штора? Сигнал!

Белая рука на несколько секунд прижалась к стеклу изнутри, говоря о том, что проникшие в квартиру имеют точные сведения о том, что дедушка Лефан – не тот, за кого себя выдает. А, значит…

Старик вскочил, бросил в мусорную урну газету, сорвал с лица надоевшие очки – и к нему тут же с шипением подлетел автомобиль, подхвативший его и рванувший по улице туда, куда скрылось инвалидное кресло, медленно перевозимое невозмутимым громилой.

Как раз в данный момент громила не был таким уж невозмутимым: он с явным интересом рассматривал двух учениц коллежа, по виду – недавно перешедших из четвертого класса в третий, лет четырнадцати-пятнадцати на вид. Высокие ботиночки на шнуровке, длинные темно-серого цвета, форменные платья – и пусть каникулы еще не закончились, все ученики и ученицы были обязаны носить форму, даже в неучебное время – черные фартуки, с черными же пелеринами, широкие шляпки, из-под которых задорно раскачивались косички… да, именно в такой последовательности их и осмотрел кативший коляску амбал, уже не замечавший ничего, кроме этих девочек.

Как не заметил он и внезапно ожившей улицы.

Десяток прохожих, в разной одежде, разной внешности и совершенно никак не связанных на вид друг с другом, при появлении из-за угла также совершенно обычного автомобиля вдруг одновременно изменили свои планы и траекторию движения и бросились к инвалидному креслу.

В бок громилы, мгновенно прижатого к кованой решетке сада, уперлись сразу несколько револьверных стволов, и почти десяток нацелились на оставшегося в кресле невозмутимого, даже не шелохнувшегося старика в широкополой шляпе.

- Уходим?

- Подожди…

Кристина прошла к столу, смахнула рукавом пушистый слой пыли, так и упавший на пол подобно куску войлока, и положила перед собой лист бумаги.

- Что? – не понял сего действия Гримодан.

Девушка замерла над пожелтевшей бумагой, на секунду зависнув: из письменных принадлежностей перед ней были только стеклянная чернильница, фиолетовые чернила в которой еще не до конца высохли, и стальное перо. То есть то, чем нормальный человек начала двадцать первого века не сможет написать не то, что ни строчки – ни буквы.

Хотя…

Кристина на секунду замерла… А потом быстро начала писать, отработанными движениями макая перо в чернила и выводя аккуратные, изящные буквы. Память мертвой Кармин сработала.

- Ну и зачем? – прочитал написанное Гримодан.

- Спектр сбегал из наших ловушек уже три раза. Если сбежит и сейчас – приглашаю его в очередную.

- Он не полезет.

- Он – полезет. Если я правильно поняла его психологию – он не сможет не принять вызов. А если ошибаюсь – ничем не рискую.

- Как он может сбежать? Посреди улицы, окруженный толпой, под прицелами десятков стволов?

Насчет «десятков» Гримодан не соврал. И даже не преувеличил.

- Не знаю. Но почему-то думаю – сможет…

- Вставай, «дедушка», хватит притворяться калекой.

Бьерко, один из первых помощников начальника охраны тряхнул за плечо неподвижного старика. Тот не отреагировал. Бьерко сжал плечо покрепче…

И замер.

Взмахнул рукой, сбрасывая широкополую шляпу старика, открыв всклокоченные седые волосы, схватил старика за подбородок…

И оторвал ему голову.

Яростно взглянул в закрытые глаза, и с криком швырнул ее в ограду. Голова ударилась о чугун и разлетелась кусками воска.

В кресле находилась искусно сделанная кукла.

Спектр не смог бы вырваться из этой ловушки. Он просто не пришел в нее.

Через несколько минут после того, как Гримодан и Кристина покинули квартиру с трупом дедушки Лефана – да, оставив его внутри, не тащить же с собой на чердак – на лестничную площадку поднялся человек.

Тот, кто скрывался под видом дедушки Лефана – и обладатель еще сотен масок, скрывающих его настоящее лицо – тот, кого почти поймали на улице Сизоворонки пять минут назад.

Разумеется, Спектр не знал о том, что его собираются ловить. Трюк с выгулом восковой куклы в виде дедушки Лефана был нужен ему для того, чтобы иногда находиться в нескольких местах одновременно. Ну и для того, чтобы как бы случайно встретиться с «дедушкой Лефаном». Чтобы «случайным» свидетелям встречи не пришла в голову вздорная идея, что он и есть этот самый старик.

В этот раз ему просто повезло.

Спектр безмятежно шагнул к двери квартиры Лефана… И остановился.

Его сигнальные нити исчезли. И не просто исчезли, нет. На их месте золотились волосы. Светлые волосы блондинки.

Не. Может. Быть.

Это волосы недвусмысленно говорили о том, что проклятая неуловимая Эллинэ – а, несмотря на то, что блондинок в Мэлии жила не одна тысяча, никакая другая блондинка ему в голову не пришла – не просто вычислила его квартиру, его логово, но и, скорее всего, побывала внутри, наверняка обнаружив законсервированное тело.

Проклятье! План! Такой План повис на волоске, вот на этом самом наглом блондинистом волоске!

Спектр относился с известным презрением к умственным способностям всех людей без исключения, считая единственным умным человеком в мире только себя, хотя и признавал, что, при некоторой удаче, они могут причинить ему неудобства. Однако интеллект женщин, по его мнению, был сравним разве что с интеллектом горилл и шимпанзе. И поверить в то, что одна из этих… пустоголовых самок… могла победить его в состязании разумов…

Невозможно. Немыслимо. Не бывает.

Спектр рванул дверь на себя – даже не заперта! – на секунду замер, прислушиваясь, и влетел в квартиру. Дверь за ним бесшумно закрылась, замок защелкнулся. В гнезда скользнул засов.

Он не был бы самым неуловимым преступником Ларса, если бы его можно было подловить, зайдя со спины. И будь внутри засада – он бы ее почувствовал. А если по лестнице прямо сейчас ворвется отряд – из этой норы есть несколько тайных ходов. Спектр мог бы поклясться, что его настоящая личность никому не известна, иначе бы его уже схватили. А, значит, достаточно просто выбраться из квартиры Лефана, и никто не сможет понять, что он – это он.

Пусто.

Никого.

Пусто.

Никого.

Кабинет... ага…

Следы в пыли. Здесь были люди. Два человека. И они подходили к сундуку с «консервацией». И…

И оставили записку.