Роберт Асприн - Душа города

Она подняла руки, снимая коса с тела. Змеи немедленно подняли свои головы, обнажив влажные клыки. Теперь уже жрец заметно дрожал. Старик бейсибец подвел Молина к алтарю, где, не вдаваясь в объяснения, разложил ритуальные предметы и выбежал вон из комнаты.

Молин принял кинжал и фиал, чувствуя безотчетный ужас.

— Что мне теперь делать? — хрипло шепнул он.

— Закончить церемонию, — ответил ему устами Шупансеи голос, который он последний раз слышал в кружащейся вселенной Буреносца. — Будь осторожен.

Факельщик кивнул. В фиале были кровь Детей Бури, яд змеи, которую Нико убил оружием Ашкелона, и кровь гигантского змея Роксаны. Все это было перемешано и четыре раза пропущено через настой трав, который был известен бейсибским жрецам, но не носил никакого имени. Запах испарений мог убить человека, а каплей жидкости можно было отравить целую армию. Молину поневоле приходилось быть чрезвычайно осторожным.

— Сначала фиал, — велела ему бейса. — Возьми жидкость на кончик ножа и по очереди предложи детям. Молин застыл как вкопанный.

— Змеи, — прошептала Шупансея своим обычным голосом, но ранканский жрец точно не услышал ее. — Задержи дыхание, — добавила она после долгого молчания.

Молин как-то сказал Рэндалу, что выполнит то, что надлежит сделать, будь то необходимость сдвинуть Сферу или же встать под смертельный дождь из стекла. Задержав дыхание, Молин старался не обращать внимания на зеленый дымок и хлюпающий звук, с которым капельки упавшей жидкости разъедали ковер и гранитный пол. Обсидиановый клинок в его руке подрагивал, когда Молин вытянул его по направлению к самой меньшей змее, той, чья похожая на лист головка покоилась на правом бедре бейсы. Он был готов умереть в любую секунду и притом не самым приятным способом.

Бейнит не менее десяти раз показала язычок, прежде чем решила добавить каплю яда к сернокислому месиву на кончике ножа, но капля ее яда оказалась решающей. Легкие Молина едва не разорвались, взор затуманился, и черные частички замелькали в глазах. Молин снова взглянул на императрицу.

Шупансея держала руки ладонями вверх. Жрец глянул на них и увидел, что они испещрены бесчисленными шрамами от ударов кинжала. В юности, когда он был солдатом, Молину приходилось убивать столько раз, что он давным-давно потерял счет убитым, причем несколько раз ему пришлось убивать женщин, но сейчас он заколебался, впервые не решаясь совершить необходимое.

— Быстрее! — приказала Шупансея.

Молин не двинулся, и ей пришлось схватить нож и самой глубоко погрузить его в себя. Матерь! — молилась она, чувствуя, как кровь понесла к сердцу тяжелую ношу. Жрецы хотели подождать до готовности пятого лекарства и предпочли покинуть свои места у алтаря, чтобы их не обвинили в случае неудачи в ее гибели. Много раз раньше змеи кусали ее грудь, но этого могло оказаться недостаточным, и даже присутствия в ней самой Матери Бей может не хватить для того, чтобы нейтрализовать созданную Роксаной смесь из яда и ненависти. Сильнее нажав на нож, бейса услышала удар клинка о кость, но боли не почувствовала.

Сознание Шупансеи затуманилось, хотя тренированность и выдержка воплощения Матери Бей была такова, что она не упала на землю. Тем не менее она испытала настоящую агонию, когда убийственная смесь достигла ее сердца и остановила его.

Шупансея не слышала, как единый вздох пронесся над бейсибцами и ранканцами, когда глаза ее побелели, а змеи замерли, поднявшись на две трети длины над ее трепещущей грудью.

Она не почувствовала, как Молин вытащил нож и, не обращая внимания на шипящих гадюк, поддерживал бей-су, когда тело отказалось повиноваться ей.

Она не слышала, как Кадакитис с безумным криком, стуча по полу сандалиями, подбежал к ним, чтобы принять бейсу из рук жреца.

Она вообще ничего не чувствовала до тех пор, пока слезы принца не закапали ей на лицо. Шупансея моргнула и посмотрела на него.

— Мы сделали это, — объявила она и. слабо улыбаясь, выпустила из «украшенных» шрамами рук теперь уже ненужный кинжал.

Но это было еще не все. Шупансее едва хватило сил собрать капавшие из ее груди капли крови в фиал жреца и поднести его к губам Артона, а затем Гискураса. Глаза бейсы закрылись, а все собравшиеся молились о том, чтобы изменившаяся кровь пробудила детей. Молитвы продолжались до тех пор, пока мальчики не начали двигаться. По залу пронесся нестройный хор благодарности богам.

— Ей необходим отдых, — сообщил принц смотрящим женщинам. — Позовите стражу и отнесите ее в опочивальню.

— Она наедине с Единосущей Матерью, — объяснила старшая из женщин. — Мы не можем вмешиваться. Кадакитис недоверчиво оглядел их.

— Так что же, богиня сама понесет ее в спальню? — спросил он у стеклянноглазой безгласной толпы. — Ну и черт с вами — я ее отнесу.

На фоне здоровяков-солдат принц казался хрупким, но его с детства обучали всем мужским искусствам, так что он с легкостью поднял ее. Волочащаяся коса била его по ногам, и он едва не запутался, но сумел разорвать ногами ленты, которыми она была привязана. Бейнит, чей яд на время потерял силу, быстро уползли прочь с его дороги.

— Она останется со мной наедине, — сообщил принц женщинам и понес упокоившуюся в его объятиях бейсу прямиком в опочивальню.

Молин посмотрел, как принц переступил через порог, и подумал, что неплохо бы тоже направить свои стопы в собственную спальню. Жрец выдавил улыбку, увидев, что змеи обрели свое пристанище в юбках одной из женщин, поскольку далеко не все в зале чувствовали себя с ядовитой змеей так же непринужденно, как бейса.

Ничуть не смущенные церемонией, Дети Бури повели себя так, будто только что проснулись. Вдвоем они быстро содрали с алтаря бархатные покрывала, и Артон обмотал материю вокруг головы, невольно подражая головному убору, который носила его мать, полукровка С'данзо, а Гискурас тем временем нашел себе другое, не менее интересное занятие, пытаясь оторвать от ковра парочку золотых пластинок.

Верховный жрец повернулся к своему единственному послушнику, Изамбарду, который едва ли мог уследить сразу за двумя любопытными и предприимчивыми детишками.

— Изамбард, спустись вниз к инкубатору и напомни Джихан, что она сейчас как никто иной нужна детям. — Юноша поклонился, отступил на шаг и пулей вылетел из комнаты.

Отдав приказание, Молин повернулся к находящимся в зале бейсибцам. Жрец немедленно распустил музыкантов, наградив их самым непритязательным из комплиментов. Женщины посмотрели на него и, не слушая его, подняв с пола брошенную за ненадобностью коса, торжественно покинули покои. Молин остался с дюжиной уставившихся в пол жрецов, приданных ему Верховным жрецом Матери Бей.