Барбара Хэмбли - Ледяной Сокол

– А если она решит, что в ее интересах вам обоим остаться? – Он до сих пор помнил ее в Долине, перепачканную кровью клона, помнил, как она выдирала себе волосы, изображая испуг. Помнил, как она смотрела на Убежище, помнил, как она говорила голосом Оале Найу.

– Не решит. Пожалуйста. – Глаза мальчика наполнились слезами, и он часто заморгал, чтобы они не потекли по щекам. Это не было жалостью неразумного дитяти – он по-настоящему боялся за жизнь той, что оказалась его единственным другом. – Она помогала мне, Ледяной Сокол. Я не могу бросить ее здесь.

Ледяной Сокол вздохнул. Все осложнялось.

– Дай мне сначала поговорить с ней.

Ей снился Рувис. Или Май, или Даб, или шут его знает, кто именно – некто с длинными светлыми волосами и мускулистыми ягодицами. Ледяной Сокол пнул Хетью в плечо. Она вывернулась из-под мужчины и села, испуганная и недовольная. В волосах ее застряло сено. Они лежали в амбаре… похоже, дело происходило до появления дарков. Широкие окна были распахнуты, в них лился лунный свет и запах лета. Ей было не больше семнадцати.

Какая красивая, подумал Ледяной Сокол. Радостная дикарка, похожая на лошадь весной.

– Ты? – спросила она обеспокоенно и нахмурилась. – Ты один из тех…

– Кто спас тебя в Долине, когда луна была в последней четверти. В общем, я дурак.

Она провела руками по волосам, чтобы вычесать из них сено, и потянула вверх платье, прикрывая груди – мечту любого моряка. Ее симпатичный любовник превратился в игру лунного света, а семнадцатилетняя девчонка исчезла, уступив место нынешней зрелой женщине.

– Я могу вывести тебя отсюда, – коротко сказал Ледяной Сокол. – Ты пойдешь? Тир отведет тебя в потайную комнату, а я пока отыщу, где можно спрятаться снаружи Убежища в следующий раз, когда откроют Врата. Похоже, Тир тебе доверяет.

Она поджала губы и отвернулась.

– Бедный мальчик. Несчастное дитя.

– Действительно, несчастное дитя, если его некому охранять, кроме тебя, – парировал Ледяной Сокол, и она полоснула его гневным взглядом. – Или ты предпочтешь остаться шлюхой Ваира?

Она замахнулась на него с перекошенным от ярости ртом, но он схватил ее за запястья и отшвырнул в сторону. Она вывернулась и потерла запястья – во сне оба они обладали физическим обликом или, по крайней мере, очень хорошей иллюзией такового. В глазах Хетьи потихоньку угасал гнев. Так уходит пламя пожара.

– А что, у меня есть выбор, верзила? Пусть лучше меня бы убили, как почти всех женщин в Прандхайзе, и это после того, как они все по очереди и вместе поимели нас, как хотели? Или пусть меня отдали бы каким-нибудь бандитам в обмен на мулов и овец, с которыми Его Безнравственность может отправиться на осаду Ренвета?

Ледяной Сокол спокойно спросил:

– Именно это произошло с твоей матерью?

– А вот мамашу мою оставь в покое, сопляк. – Она отвернулась, тяжело дыша, лицо ее скрылось под спутанными прядями волос.

– Моя мать умерла позапрошлым летом, – сказала она наконец. – Ну, в то время года, которое считается летом, когда пшеница сгнила на корню, а мы убили и съели всех котов в округе. Тогда в лесах жили какие-то мерзкие твари, и они убили кое-кого в Убежище – двух маленьких детей и пастуха, которого мать учила, несмотря на все гадости, которые его родители говорили про ведьм и духов. Они, я думаю, и убили мою мать – эти твари из леса.

Она начала грызть ноготь, уголки ее алого рта печально опустились.

– Когда Ваир и его вонючая команда пришли к Убежищу, им не пришлось шибко мучиться с нами – кто бы это сказал «нет»? Ее Светлость строили Убежище против дарков, но оно рушилось, и его чинили, и оно снова рушилось – мамаша говорила, что видела следы всего этого. Бектису с его поганой хрустальной Рукой там и делать-то было нечего.

Она снова вздохнула и начала шнуровать корсет. Ледяной Сокол поставил ногу рядом с вилами и положил правую руку на меч. Даже во сне, будучи бесплотным духом, он не даст застать себя врасплох.

– Мать говорила, мол, чем больше мы знаем про Убежище – да вообще, чем больше хоть кто знает обо всем на свете – тем больше у нас шансов. Она изучала все, до чего могла добраться. Когда она отыскала все эти свитки, и бумаги, и золотые и стеклянные таблички, которые валялись в подвалах Убежища, она не отдохнула ни минуточки, пока все до одной не прочитала. Она такая была, уж не знаю, поймешь ты или нет.

– Я понимаю. – Ледяной Сокол снова вспомнил собрание таких же вещей у Джил-Шалос и ее вечно перемазанные чернилами, перебинтованные пальцы.

– Ну и вот, в Убежище было полно всяких аппаратов, – продолжала Хетья. – Всяких штук, про которые Дегедна Марина ничего не сказала госпоже Минальде, а мы находили все новые и новые. Их отыскивали и в подвалах, и в гробницах в холмах севернее Прандхайза. Некоторые находили всякие части у себя на полях – вроде как их закапывали в землю, чтобы насекомые не жрали кукурузу – ну, так они говорили. Эти штуки, например, подсовывали под матрас – и мужик мог быть прям героем – по семь раз за ночь, хотя, как я понимаю, это только разговоры – очень уж им этого хотелось, вот и все. В общем, кто эти штуки находил, сколько бы мамаша ни просила, и Ее Светлость ни приказывали, а они их ломали на куски и продавали всем, кто хочет: за землю рядом с источником, за комнату возле фонтана или уборной, да просто за хороший железный котелок. Я, когда могла, все время покупала для нее эти куски. Говорила ей, что продаю свое шитье.

Она посмотрела на него глумливым взглядом.

– Ага, – сказал Ледяной Сокол.

– Ну и вот. – Она снова вздохнула. – А потом уж и вовсе бесплатно. У мамаши были всякие пергаменты, рисунки этих штук, и как некоторые из них работают, все написано, насколько она в этом разбиралась, но заставить их работать могли только волшебники. Она говорила, что целую кучу этих объяснений просто не поняла, а может, часть за столько лет потерялась. – Хетья пробралась к окну и уставилась в темное небо, в котором сияла нефритовая луна.

– Нравится?

Ледяной Сокол подошел к ней. За ивовыми плетнями угадывались скошенные луга и аккуратные сады, зрелые фрукты висели среди темно-синей листвы. Овцы щипали траву; кто-то играл на мандолине.

Он подумал: «Вот где сердце ленивых грязекопателей». Но в голосе Хетьи звучала гордость.

– Отец страх как любил эту ферму, вкладывал в нее душу и сердце, а землю просто поливал своим потом. Он меня все спрашивал, за какого своего обожателя я выйду замуж, чтобы он стал учить его, как управляться с фермой. Он и меня пытался учить. Бедный мой папа. – Она задумчиво покачала головой. – Я была уж очень дочерью своей матери, крестьянский труд мне был не по нраву, только ее могущества у меня не было. Даже когда она все это читала, я просто выбирала там кусочки, чтобы повеселиться. Я так и не выучила этого списка Правильных Имен, который она-то знала наизусть, и не умела отличить сассафраса от кизила. А когда появился Ваир со своими ребятами и начал выискивать, кого можно выгодно продать, я закатила глаза и устроила им припадочек про Оале Найу. Она-то просто принцесса из сказок, которые мы сочиняли с моей подружкой Лотис, когда были девочками. Потом я рассказывала их своей дочке. А Лотис к тому времени, как пришел Ваир, уже умерла.