Алексей Гравицкий - Калинов мост

А внутри бились бессильная злость и ненависть ко всему этому черному, шуршаще-кишащему. И он завертелся среди этой черноты, в которой чудился смех, закружился и заметался, как зверь. Рвал когтями и зубами. Рвал, потому что болело внутри. Не за себя болело.

В глазах было темно, в груди рвалось сошедшее с ума сердце, мышцы трещали от перенапряжения. Но все это было сейчас неважно.

А потом все кончилось. Сперва тьма стала таять. Потом он понял что стоит на мосту один, среди рваных трупов. Стоит на четырех ногах и шерсть дыбится на загривке.

Вот видишь, заговорило в голове уже не таясь, словно у себя дома, зверь в тебе много сильнее. Тебе кажется, что борешься с кем-то, а борешься ты лишь с собой.

Он не стал слушать. Коротко разбежавшись, с каким-то садо-мазахистским наслаждением ткнулся головой о мост. Голос вывалился, словно и впрямь вышибло ударом. Поднялся уже на двух ногах, не торопясь пошел обратно. Туда, где валялась одежда. Поймал на себе удивленные взгляды, буркнул сердито:

— Что пялитесь? Мужика голого не видели? В баню сходите.

Суетливо, смущаясь натянул штаны, накинул рубаху, влез в ботинки. Пока возился со шнуровкой сзади подошел Илья. Что бы узнать богатыря оборачиваться было не обязательно. Шаги Ильи Муромца ни с чем не спутаешь.

— Вам надо уходить, — тихо произнес он.

Кот поднялся. Илья смотрел насквозь, словно приколачивал взглядом к месту. На другого бы подействовало, но Кот Муромца знал давно.

— Мы вернемся завтра.

— Стоит ли? — Илья взгляда не отвел, но пронизывать до костей перестал. — Вы живые, Кот. Нам здесь все нипочем, а вы…

— А мы тоже люди, Илья. Во всяком случае стараемся ими быть. Ты вот говорил, что этот — из новых — не такой как мы. Вон он лежит, Илья. Не такой как мы. Другой, непонятный. Только он сейчас умирает, потому что меня собой закрыл. Жизнь мне спас. И нам с тобой это понятно. А тем новым, что другие, этого пока не понять. Они этого не видят, только в книжках про это читают. Слышишь о чем я?

Муромец молча кивнул. Постоял немного, потом сказал, словно бы вслух рассуждая:

— Бычич с вами пройдет. Проводит.

— Бычичу отсюда хода нет, — покачал головой Кот. — Чтоб уйти жертва нужна, не мне тебе покон объяснять.

— Авось пройдет, — отмахнулся Илья. — Нынче жертв было в достатке, если не в избытке. А не пройдет, так хоть до куда проводит. Соратник твой на своих ногах не дойдет.

Кот будто вспомнил только сейчас, кинулся к Игорю. Тот все так же лежал прислонившись к перилам моста. Сознание покинуло бородатого. Дыхание было слабым. Степа стоял рядом поникший.

— Что с ним, врачеватель?

— Без сознания, — голос у Степы стал непривычно серьезен. — Потеря крови. Но хуже другое.

Степа наклонился и откинул полу куртки, на перетянутом порванной на тряпки Степиной рубашкой боку набухало кровавое пятно.

— Рана не глубокая, но плохая. Гангрена, кажется, началась.

— Что? — не понял подошедший Илья.

— Заражение крови.

— Нету там никакой грены, — отмахнулся Муромец. — Яд там.

— Откуда знаешь? — вскинулся Кот.

— Я ту сторону знаю, — пожал плечами Илья. — Если чернеет, значит, яд. И лекарства от него в мире живых нет. Разве что ведьма ваша поможет.

Степа перевел озадаченный взгляд с Ильи на Кота, потом обратно.

— Что за ведьма? Кто-нибудь расскажет, что здесь происходит?

— Милонега потом спросишь, — отмахнулся Кот. — Идем, пока опять не поперли.

Илья посмотрел на оборотня, обнял крепко, хлопнул по спине. Степу просто по плечу похлопал. Не сильно, но студента качнуло так, что еле на ногах удержался.

— Хилое потомство, — усмехнулся в бороду Муромец.

Подошел Бычич. Следом Милонег, протянул Коту его найденные среди трупов ножи. Бычич отстранил Степу. Заправив оселедец за ухо, наклонился и легко взвалил на плечо Игоря. Бородач не шевельнулся.

— Пойдем вдоль берега, — быстро проговорил Кот.

— Почему не обратно? — не понял Степа.

— Там милиция, — коротко ответил оборотень. — Тебя они будут рады видеть, нас не очень. И уж вопросов к нам у них будет воза три.

— А ко мне?

— К тебе тоже, но ты толком ничего ответить не сможешь. А я объяснять не намерен, потому что в психушку не хочется.

Степа прикинул как выходит, спускается по наклонной от моста, подходит к полковнику, с которым еще утром делился лапшой в желтой клеенке с надписью «Ролтон». Потом представил, как его спрашивают, а он рассказывает про мост над черной рекой, под багряно-черным небом, про былинных богатырей и мужика, что умеет превращаться в пантеру. И про врагов в черных балахонах идущих пешим строем, но словно бы сбежавших со страниц книжки Толкиена.

— Пойдем вдоль берега, — согласился он.

Ноги утопали в черном вязком грунте. Назвать это землей Милонег бы не рискнул, потому просто молча месил эту вязь ногами. Первым шел Кот, следом Бычич с телом Игоря поперек плеча. Живой ли он еще? Рядом семенил Степа.

Мир тесен. Не было друга ни видно, ни слышно три года и на тебе, встретились. Судьба, не иначе. Внутри проснулась та часть, что была Олегом, стало совестно за отброшенную дружбу. Ведь по сути он от Степки отдалился.

Впереди заколыхалось, пейзаж поплыл, словно акварель, на которую плеснули воды. Кот остановился.

— Выйдем, держитесь за мной. Там везде оцепления, но одну лазейку знаю, — поспешно заговорил оборотень. — Вопросов не задавать. Все потом. Нам главное сейчас до машины добраться. Кто-нибудь из вас водить умеет?

— Я плохо, — честно признался Милонег.

— Нет, я не Шумахер, — усмехнулся Степа. — Но по прямой ездить умею. И по кривой тоже.

— Отлично, — кивнул Кот и повернулся к Бычичу. — Там все изменилось.

Богатырь кивнул.

— Когда я говорю, что все изменилось, я не шучу, — нажал Кот. — Ты не увидишь там ничего похожего на тот мир, в котором жил. Будь готов к этому и постарайся не отставать, не пугаться и не спрашивать. Там есть много странных и пугающих вещей, но нет ничего страшного. Это на тот случай, если у тебя получится пройти. А если не получится, то будь здоров.

Бычич снова молча кивнул. Кот повернулся и сделал шаг. Фигура его расплылась, словно отражение в кривом зеркале, потом разлетелась на части. Вскоре растворилась вовсе. Бычич посмотрел на Милонега и сделал шаг вперед.

В какой-то момент ему показалось, что чубатый не пройдет, наткнется на плывущую границу, как на стеклянную стену. Но опасения оказались напрасными. То ли едва живой Игорь на плече помог миновать барьер, то ли в самом деле жертв сегодня было много. А быть может сидящая сейчас неведомо где старуха набубнила что-то, дав, наконец, обещанную помощь. Могучий силуэт с безвольно повисшим телом на плече задрожал, рассыпался в мелкие блики и там, где только что был человек, ничего не осталось.