Роберт Джордан - Великая Охота

Порывшись в сундуке, Домон выложил на стол свои марадонские приобретения. Светящийся жезл, уцелевший от Эпохи Легенд, — так по крайней мере утверждали. И уж точно теперь никто не ведал, как их изготовляли. Дорогая вещица и куда более редкая, чем честный магистрат. Выглядела она как простой стеклянный стержень, потолще большого пальца Домона и чуть короче его же предплечья, но если держать стержень в руке, он светится не хуже фонаря. Вдобавок светящиеся жезлы разлетаются вдребезги совсем как стекло; случайно разбив первый купленный жезл, Домон едва не спалил «Ветку». Небольшая, потемневшая от времени, вырезанная из тусклой кости фигурка мужчины, держащего в руке меч. Тот малый, что ее продавал, заявлял, будто если подержать ее в ладони, то начнешь ощущать тепло. Домон, сколько ни держал фигурку, так никогда тепла не почувствовал, как и те члены команды, которым он разрешал брать ее в руки, но фигурка была старой, и для Домона одного этого было достаточно. Череп кота, размерами неуступавшего льву, такой древний, что обратился в окаменелость. Но ни у одного льва в помине не бывало клыков — чуть ли не бивней, как у моржа, — в фут длиной. И толстый диск диаметром в ладонь, наполовину белый, наполовину черный, цвета разделялись волнообразной линией. Лавочник в Марадоне говорил, будто диск относится к самой Эпохе Легенд, — причем думал, что просто набивает цену и явно заговаривает зубы покупателю, — однако Домон поторговался лишь для виду и купил черно-белую редкость, так как понял то, чего не сообразил продавец: это древний символ Айз Седай, еще до Разлома Мира. Иметь такую вещицу определенно небезопасно, но ее никак не мог упустить человек, обуреваемый тягой к старине и древностям.

И диск был из камня мужества. Владелец лавки никогда бы не осмелился прибавить такое к тем словам, которые считал неправдой. В Марадоне в приречных торговых рядах не найдется лавочника, которому бы по карману приобрести даже крохотный кусочек квейндияра.

В руке диск ощущался твердым и на ощупь гладким и с виду не представлял абсолютно никакой ценности, не считая разве своего возраста, но Домон опасался, что именно это — цель его преследователей. И светящиеся жезлы, и вырезанные из светлой кости фигурки, и даже превратившиеся в камень черепа, а то и скелеты, ему доводилось видывать в другие времена в других местах. Но, даже зная, чего хотят преследователи, — если и знал, — Домон по-прежнему пребывал в полнейшем неведении, почему они за ним гоняются, и больше он не был уверен в том, кто его преследователи. Марки Тар Валона — и древний символ Айз Седай. Домон провел рукой по губам; привкус страха горечью ощущался на языке.

Стук в дверь. Домон положил диск и развернутой морской картой прикрыл лежащие на столе предметы.

— Входи.

Ярин вошел.

— Мы — за волноломом, капитан.

Домон ощутил мгновенную вспышку удивления, затем рассердился на себя. Нельзя так уходить в раздумья, чтобы не почувствовать, как «Ветку» мягко качает на зыби.

— Бери курс на запад, Ярин. Проследи за этим сам.

— Эбу Дар, капитан?

Не так уж далеко. Не на пять сотен лиг.

— Туда мы зайдем ненадолго — я только раздобуду карты и под завязку зальем питьевой водой бочонки. Потом отплывем на запад.

— На запад, капитан? На Тремалкин? Морской Народ скуп с любыми торговыми судами, кроме собственных.

— В Аритский Океан, Ярин. Между Тарабоном и Арад Доманом весьма оживленная торговля, и вряд ли стоит беспокоиться о конкурентах с тарабонского судна или корабля Домани. Как я слышал, моря они недолюбливают. На Мысе Томан не счесть мелких городков, и каждый держится особняком, не подчиняясь вообще никакому государству. Мы можем даже, если повезет, прикупить там салдэйские меха и ледяные перцы, по дешевке привезенные из Бандар Эбана.

Ярин задумчиво покачал головой. Он имел обыкновение смотреть на вещи пессимистично, находя во всем мрачные стороны, но моряком был хорошим.

— Меха и перцы нам могут обойтись там дороже, чем если брать их выше по реке, капитан. И, как я слышал, там что-то вроде войны. Если Тарабон и Арад Доман воюют, то какая торговля? Сомневаюсь, что в городках на одном лишь Мысе Томан мы много заработаем, даже если там все тихо. Самый большой городок — Фалме, а он не очень-то велик.

— Тарабонцы и Домани вечно вздорят из-за Равнины Алмот и Мыса Томан. Даже если на этот раз дело дошло до драки, осторожный человек всегда сумеет выгодно поторговать. Курс — на запад, Ярин.

Когда Ярин ушел наверх. Домой быстро спрятал черно-белый диск в тайник, а остальные свои сокровища уложил обратно на дно сундука. Друзья Темного или Айз Седай, но я не пойду тем путем, на который они меня гонят. Направь меня Удача, ни за что не пойду.

Впервые за многие месяцы чувствуя себя в безопасности, Домон вышел на верхнюю палубу, а «Ветка» накренилась, ловя ветер, и повернула нос на запад, в темное ночное море.

Глава 10

ОХОТА НАЧАЛАСЬ

Для начала Ингтар повел отряд скорым шагом. Ранд даже немного забеспокоился о лошадях. Животные могли часами идти рысью, но впереди еще целый день, а сколько таких дней еще предстоит? Судя по лицу Ингтара, тот намерен был настичь похитителей Рога в первый же день, в первый же час. Чему Ранд, припомня голос, которым шайнарец давал клятву перед Престолом Амерлин, ничуть не удивлялся. Тем не менее рта он не раскрывал. Здесь командовал Лорд Иигтар; как бы ни был он по-дружески расположен к Ранду, вряд ли он оценит советы пастуха.

На шаг позади Ингтара скакал Хурин, но отряд на юг вел именно нюхач, он показывал дорогу Ингтару. Вокруг лежали холмы, поросшие лесом — тесно стоящими елями, болотными миртами, дубами, — но путь, избранный Хурином, вел прямо, как стрела, отклоняясь лишь изредка, огибая холмы, объехать которые гораздо быстрее, чем преодолевать в лоб. Знамя Серой Совы трепетало на ветру.

Ранд решил скакать рядом с Мэтом и Перрином, но когда он чуть придержал лошадь, отставая, и поравнялся с ними, Мэт подтолкнул Перрина локтем, и тот неохотно погнал коня галопом к голове колонны за Мэтом. Заметив себе, что нет никакого интереса скакать в хвосте, Ранд вернулся на место впереди. Его друзья незамедлительно отстали, причем Мэт опять потянул за собой Перрина.

Чтоб им сгореть! Я ж просто хочу извиниться. Ранд чувствовал себя ужасно одиноким. Ничего не попишешь, он знал: в случившемся всецело его вина.

На верхушке одного холма Уно спешился и принялся осматривать взрытую копытами почву. Он потыкал носком сапога в катыши лошадиного помета и проворчал: