Наталья Метелева - Добровольная жертва

– Сам он Тварь, дракон твой! Такой лес пожечь! – Черноглазый пустил пьяную слезу. Прислушавшаяся харчевня дружно кивнула пестрыми головами: все окрестные села кормились браконьерством в том лесу, благо владелец, чьим угодьем была чащоба, лет пятнадцать не объявлялся в родных краях, а родственник, управлявший хозяйством, был добрейшей души человеком и позволял всем кому не лень пользоваться земными благами за небольшую взятку в одну десятую улова.

– Не-е, люди! – упорствовал погорелец. – Тварь Твари рознь. Видел я того дракона далече! Красотиша! Жуть как хорош! Чисто золото!

– То-то и оно-то, что жуть! – не унимался черноглазый. – Хату твою кто пожег? Вот и майся теперь, любуйся тем чужим золотом!

– Эх, ежели он Тварь изживал, так и хаты не жалко! Все одно пропала бы, – махнул рукой пригорюнившийся все же Тишка.

– А что? Можа, так оно и было, – вступился за погорельца бородач. – Слыхали предание-то гарсийское?

Харчевня загудела, припоминаючи. Оказалось, все слышали звон, но вот по ком звонил колокол… Лютнист подмигнул мне, тряхнул густыми черными локонами и нежно тронул струны. Бородач приосанился, огладил седеющую поросль, гордо оглядывая соседей, словно сам собирался петь. Музыкант начал балладу тихим, чистым голосом, проникающим даже в мышиные норы пропитых мужицких душ.

Давно началась эта битва временЗа мира разумную душу,Когда человек был едва сотворен.Тварь выползла следом на сушу,И день не настал, и ночь не ушла:То вышло из тьмы порождение зла.

Драконы крылатые начали бойВ защиту людской колыбели —И Землю закрыли огнем и собой,Сто дней сражались, как пели.Над миром стояла стодневная гарь.Прогнали Крылатые жуткую Тварь.

Но высохла в страшном сраженье рекаДревнейшей огненной крови:Один лишь остался, один на векаПоследний хранитель сокровищ.И сам, как сокровище, был сохраненПоследний Крылатый – Гарсийский Дракон.

Как злато под солнцем горит чешуя,Сверкает, как россыпь каменьев,Ни с чем не сравнится ярость огня,Но спрятан он в тьму подземельяВо мраке ночном на века заключенПрекрасный, как солнце, Гарсийский Дракон.

Но если вернется в мир страшная Тварь,Встряхнет он алмазные крылья,Огнем запылает драконова ярь.И станет пророчество былью.На битву Последних из Древних ВременПроснется Последний Гарсийский Дракон.

На финальном аккорде в харчевне появилось новое лицо. Я глянула и поперхнулась, закашлявшись. Щупленький рыжий мальчуган лет двенадцати робко озирался, силясь разглядеть сквозь чад, куда занесла его судьба. Лютнист от души хлопнул меня по спине, с одного удара прибив позвоночник к грудной клетке. Я захрипела, умираючи. Мальчуган оглянулся на шум и тут же яростно кинулся с кулачками на лютниста. Вышибала, решив, что на его глазах совершается разбойное нападение, подставил мальчику подножку, тот споткнулся и в бреющем полете растопыренными руками заехал в черноглазого. Короткую потасовку разнял музыкант, выдернув мальчика за шкирку и перекинув на скамью за свою широкую спину. Сунувшийся с кулаками черноглазый наткнулся на обаятельную улыбку певца и приветливо распахнутые объятия:

– Желаешь спеть в хорошей компании, дружище?

– Лютый волк тебе дружище! Послушаю я, как ты в гробу запоешь! – прошипел худощавый, опуская, однако, кулак.

– На том свете тебе плохо слышно будет, – предупредил лютнист, чья широкая улыбка мгновенно перешла в волчий оскал.

Пьяненький Тишка потеребил мстительного черноглазого за рубаху:

– Да оставь ты их, Ряхло, нечаянно мальчонка-то!

Пелли пробормотал что-то вроде извинений, и инцидент был исчерпан. Рыжий тут же накинулся на еду, как… оголодавший дракон. Сильвен сбегал к своему столу за остатками трапезы и с удовольствием наблюдал, как мальчик подчищает тарелки. Я не торопилась приставать с расспросами. Наконец, Пелли сам поднял на меня поплывшие медом глаза:

– Замучился я тебя догонять, Роночка! Думал, ты в другую сторону подашься, на восток.

Я порадовалась в душе предусмотрительности с присвоенным именем и поинтересовалась, чем плохо на севере. Мальчик не успел ответить: в харчевню вошел потный краснолицый здоровяк, обвел присутствующих осоловелыми от жары глазками и ткнул в нашу сторону пальцем с воплем:

– Держи воровку! Эта девка меня обокрала, люди! Котомка-то моя! Погорельца ограбила!

Хозяйка харчевни заученно метнулась на кухню: мол, она здесь ни при чем. Любознательная общипанная парочка вскочила, решительно направляясь ко мне, на ходу обрастая ножами. Вышибала подобрался, как голодный пес, и тоже вытащил из-за голенища внушительный кинжалище. Я приуныла: слишком у многих алчно заблестели глаза. Вряд ли им нужна истина, а содержимого котомки магистра я и сама не знала и допроса не выдержу. Внушительно поднялся из угла еще один верзила, до сих пор безучастно сидевший, повесив голову над одиноким кувшинчиком. Повернув к нам смуглое рябое лицо, он выхватил откуда-то из-под стола неприметный прежде меч и перекрыл поднявшийся гул зычным гласом:

– Именем короля и Бужды! Эта ведьма арестована!

Лютнист отреагировал молниеносно: настежь распахнул створки окна, подхватил меня как перышко и Швырнул на улицу. Я выкатилась колобком и кинулась отвязывать приплясывающего от нетерпения Лэппа, уже рвущего повод. Следом в то же окно выдавился упирающийся Пелли, не забывший прихватить и котомку, и нетронутый окорок с полпоросенка. Напоследок он оглянулся, изогнулся по-кошачьи, и к его ноше добавилась еще тарелка с ломтями колбасы и кувшин. Что за рачительный мальчишка!

В дверях негостеприимного заведения образовалась пробка из жаждавших первыми поймать беглецов. С улицы к харчевне уже начал стягиваться народ, привлеченный воплями: «Держи ведьму!» Пелли сунул добычу в сумку и быстренько примотал к луке седла, проворчав: «Все равно уже оплачено, не пропадать же добру!» Подсадил меня в седло, одарил кувшином и развернулся к харчевне, из которой выкатилось несколько подразбитых уже мужичков. На них ласточкой сиганул вышибала, бултыхая в воздухе ногами. Едва вставшие на четвереньки мужички снова посыпались и распластались под тяжестью рухнувшего детины.

Лютнист вышел неспешным прогулочным шагом, полюбовался на барахтающихся и вдруг присел. Тут же через его голову кувырнулся позарившийся на котомку краснолицый здоровяк с выломанной ножкой стола наперевес. Он явно не ожидал такого стремительного уменьшения жертвы. Я замахала музыканту, чтобы тот присоединялся. Он глянул с сомнением: вряд ли такой отнюдь не богатырский коник свезет троих. И тут же откинулся в сторонку, разворачиваясь к вылетавшему из харчевни рябой летучей мышью пробужденному. Лютнист как бы слегка помог несущемуся на него потоку ускорить движение, подтолкнув мышь за крылышко, и меченосец тюкнулся носом, роняя меч, и врезался в поднимавшегося вышибалу. И без того неустойчивые мужички снова повалились в пыль, цепляясь друг за друга.