Майте Карранса - Ледяная пустыня

Девушка не знала, что и думать. Конечно, пыл Рока ей понравился, но ее немного пугали перепады его настроения. Вчера он хотел с ней порвать, а сегодня, видишь ли, «хочет ее всю без остатка»! А вдруг Рок совсем не такой, каким она себе его представляет?! Впрочем, по большому счету, Анаид это не очень волновало. Девушка была влюблена по уши.

Ждать, когда починят компьютер, Анаид было некогда. Часы показывали десять минут седьмого.

Выскользнув из интернет-кафе, девушка домчалась до кинотеатра и успела смешаться с выходившими из него зрителями. При этом она потягивалась, зевала и терла глаза с таким видом, будто просидела в темном зале весь сеанс.

На улице ее уже поджидала Селена.

— У меня для тебя два сюрприза, — заговорщически подмигнув дочери, сообщила она.

— Какие?

— У нас появился дом на колесах, — заявила Селена, показывая Анаид связку ключей. — Больше нам не придется прятаться по гостиницам.

На стоянке их поджидал чудесный домик на автомобильном шасси. В нем были кухня, туалет, спальня и даже маленькая столовая. Трудно было придумать что-либо более подходящее для незаметного перемещения по стране и за ее пределами.

— Забирайся!

Анаид забралась в домик, предполагая, что ей придется прожить в нем немало времени.

— Теперь никто тебя не увидит и не заговорит.

Анаид уныло кивнула.

— Ну, как кино?

— А что за второй сюрприз? — ответила вопросом на вопрос девушка.

— Вечером, когда остановимся где-нибудь на ночь, я вручу тебе подарок на день рождения. Но сначала ты должна выслушать продолжение моего рассказа.

Ледяная пустыня

События развивались стремительно. Мы бежали из Исландии, отпраздновали мой день рождения, ребенок у меня в животе начал шевелиться, и наступила зима. Возможно, все это произошло на протяжении трех или даже четырех месяцев, но в моих воспоминаниях они слились практически в один день. Скорее всего, причиной тому было окружавшая меня белизна.

С момента, как мы ступили на ледяной остров, названный лукавым Эриком Рыжим Зеленой Землей, то есть Гренландией, мне пришлось позабыть о существовании цветов и красок. Все вокруг было белым-бело. Земля была белой, берега были белыми, море было белым, белыми были долины, а белые горы едва выделялись на белом же горизонте.

Теперь моя жизнь была в руках Гуннара, которому я целиком и полностью доверяла. Я держала данное ему слово и ни о чем его не спрашивала. Более того, я старалась ни о чем не спрашивать и саму себя. Чтобы выжить, мне нужно было кому-то безоговорочно верить, а защитить от Баалаты и омниор на тот момент меня мог только Гуннар.

Хорошенько спрятав кольцо с изумрудом, атам и волшебную палочку, я обвела исландских омниор из Клана Кобылицы, до последнего момента пытавшихся загнать меня обратно в свое стадо, вокруг пальца, отдала руку и сердце Гуннару и отплыла с ним по Северному Ледовитому Океану. Мы должны были успеть в Гренландию до того, как морские воды скуют льды.

— Ты действительно готова отправиться со мной очень и очень далеко? — спросил меня перед отплытием Гуннар.

— Да, — не раздумывая ни секунды, ответила я.

— А у тебя хватит сил дойти до края земли?

Услышав этот вопрос, я почувствовала себя вполне счастливой.

«Наконец-то Гуннар понял, что мое заветное желание — оказаться рядом с ним за пределами цивилизованного мира».

— Ты не испугаешься мороза, голода и других опасностей?

В тот момент, они меня, естественно, не пугали.

Продав часть найденных на хуторе драгоценностей, мы отправились в наше самое трудное последнее путешествие.

Инуиты из деревни, стоявшей на берегу покрытого льдом океана неподалеку от Иттоккортоормиита,[71] поселили нас в помещении школы, как это было принято у них в отношении всех путешественников.

— Каждый раз, когда я сюда приезжаю, меня ошеломляет это зрелище, — не без гордости заявил Гуннар, махнув рукой в сторону окружавшей нас безбрежной белизны.

Меня же она очаровала. После Исландии с ее бурлящими вулканами, белизна новой, еще не ведомой мне земли, казалось, сулила мир и спокойствие.

— Наш белый цвет не такой белый, — заметила я.

— Оттенок белого цвета меняется в этих краях в зависимости от времени года и даже от времени суток.

Я показала пальцем гору Гуннбьорн,[72] возвышавшуюся почти на четыре тысячи метров над восточным побережьем Гренландии, и хотела сказать, что ее белый цвет не такой, как у всего остального вокруг, но не находила нужных слов для описания оттенков.

— Мне не хватает слов!

— У инуитов почти тысяча слов для разных оттенков белого.

Я пришла в восторг, и мне вдруг захотелось стать эскимоской, улыбаться эскимосской открытой улыбкой и знать тысячу слов для обозначения оттенков незапятнанной белизны, говоривших о доброте этого края.

Среди этих вечных льдов не было места Баалате. По моему мнению, связанный в нашем представлении с рождением и чистотой белый цвет был лучшей защитой от сил зла. Однако я опять ошибалась. Во многих культурах белый цвет означает грусть, траур и смерть.

Инуиты начали смеяться над Гуннаром, когда тот заявил им, что мы хотим купить у них нарты, провизию и ездовых собак для путешествия на север. Легкомысленные европейцы, вознамерившиеся помериться силами с ледяной пустыней в зимнюю пору, казались местным жителям душевнобольными. А ведь инуиты даже не знали, что в начале весны у меня должен родиться ребенок. Однако они перестали смеяться, когда Гуннар, осмотрев упряжь, зубы собак, их свалявшуюся шерсть, вернул хозяевам трех животных, находившихся не в лучшей форме.

Посмотреть на то, как Гуннар испытывает нарты с запряженными в них собаками, пришло много инуитов.

Гуннар отдавал отрывистые команды на инуитском языке, и собаки ему беспрекословно повиновались. Вожаком упряжки был пес по кличке Нарвик, но его нрав оказался настолько злобен, что в течение часа пес успел сильно искусать двух других чем-то не угодивших ему собак. Поэтому Гуннар поставил на место вожака молодую бодрую суку по кличке Лея, способную своим примером вдохновить остальных собак на борьбу с предстоявшими им суровыми испытаниями.

Убедившись в ловкости и сноровке Гуннара, инуиты перестали считать нас полоумными туристами и называть разными презрительными словечками, обозначающими людей неумелых и бесполезных.

Меня поражало гостеприимство эскимосов. Они наперебой предлагали предоставить в наше распоряжение свои жилища и ссорились за право пригласить нас разделить с ними их скромную трапезу. Детишки приглашали меня принять участие в их играх, а женщины учили меня шить торбаса — единственную обувь, способную сохранить ноги в тепле и не задубеть от влажного снега.