Ника Алова - Братья

Рэстон смутился на мгновение, но потом перешел в наступление вновь.

— Но Вы совсем другое дело, магистр Фарик, — заметил он. — Ваша покойная матушка была одной из достойнейших женщин, которых я имел удовольствие знать. А мальчишка — отродье приблудного прохвоста, еще в Академии запятнавшего себя многими недостойными поступками. К тому же, я слышал, что этот Роан, явно недостойный носить имя Вэллейн, намеревался отказаться от своего слова, и от брака с Айялой, ради такой же приблуды как и он сам, девчонки Верье.

— Я попрошу Вас придерживать свой поганый язык, — прогремел из дверей голос только что прибывшего магистра, седого длинноволосого старика. — Когда Вы говорите о дочери моей племянницы! Мальчишка, безусловно, тот еще выродок, но он, по крайней мере, не позволял себе подобных оскорблений в адрес женщин в присутствии их самих и их родственников!

Вот на этот раз магистр Рэстон заметно стушевался, пробормотал сбивчивые извинения и сел в свое кресло. Магистр Ровари гордо прошествовал через всю комнату, и занял свое место. Но, прежде чем сесть, он, как и все прочие магистры до него, учтиво поклонился Салире. Хранительница кивнула головой, отвечая на приветствие.

— Полагаю, — веско проговорил магистр Фарик, — Что нам следует теперь прекратить всякие бессмысленные препирательства, и перейти к обсуждению более серьезных проблем. Как Вам уже известно, маг Роан Вэллейн, возомнивший себя возрожденным проклятым ренегатом Ландияром, попытался провести ритуал Восхождения, и сумел преодолеть три ступени.

— Но ведь он же не преодолел двух последних, — осторожно заметил магистр Райдон.

— Но следует отдавать себе отчет в том, что даже сейчас он сильнее любого другого мага, — ответил ему магистр Крайз.

— Одного мага, — возразил Райдон. — Но в любом форте против него выступит далеко не один. Потому я, признаться, не вижу особых причин для беспокойства. Нам следует лишь оберегать Хранительницу. Полагаю, форт Апелор наилучшим образом подойдет для этой цели.

— Ну, а если он попытается поднять против нас храмовников? — поинтересовался магистр Фарик.

— Сэйн, да ты просто бредишь, — расхохотался магистр Ровари. — С какой это стати храмовникам действовать заодно с магом? Или ты думаешь, что раз ему повезло найти среди них одного сумасшедшего, который стал ему помогать, то найдутся и другие? Я вообще не понимаю, для чего нам было собираться тут. Пусть Керст сопроводит Хранительницу в Апелор, а мы отправимся по домам. Лично я намеревался как следует выспаться этой ночью.

Остальные магистры согласно закивали, и начали подниматься со своих мест. Криан хотел было что-то сказать, но Салира удержала его, положив ладонь ему на плечо. Потом она тоже встала, наклонилась к Тэйнен и шепнула ей на ухо:

— Сегодня бессмысленно. Я буду ждать вас завтра к вечеру, нужно будет поговорить.

— Что тебе сказала Салира? — требовательно поинтересовался Криан, когда в комнате не осталось никого кроме них и магистра Фарика.

— Пригласила нас к себе на завтрашний вечер. Сказала, что нужно будет поговорить.

— Не понимаю, что изменится завтра к вечеру, — сердито бросил Криан.

— И я не понимаю. Но Салира теперь знает что-то такое, чего не знаем мы. Думаю, стоит прислушаться к ее словам.

— Думаю, девочка права, — заметил магистр Фарик. — Вам обоим сейчас лучше отправиться в Вейм и как следует отдохнуть.

— Но почему, магистр Фарик? Почему они ничего не хотят понимать? — с почти отчаянием в голосе спросил Криан.

— Потому, мой мальчик, — с нотками горечи в голосе ответил старик, — Что никто из них не желает верить в то, что какой-то мальчишка, не сумевший даже стать магистром, может представлять для них реальную опасность. И ты не заставишь их в это поверить, какие аргументы не приводи. Они сейчас даже Салиру слушать не станут, хотя слово Хранительницы и было во все времена законом. Слишком уж привыкли к спокойной жизни, слишком их все устраивает в нынешнем положении вещей. Теперь уже их можно только вынудить к решительным действиям, и хорошо, если вынудишь их ты, а не…

Магистр неожиданно осекся и опустил глаза.

— А не мой брат, — безжалостно закончил Криан. — Да, он по-прежнему мой брат, я не собираюсь от него отрекаться. Я хочу понять, что сделало его таким. Возможно, тогда удастся что-то исправить.

Тэйнен все это время смотрела на магистра Фарика, и видела выражение его лица. Она знала, что он, в отличие от Криана, уже понимал, что каковы бы ни были мотивы поступка Роана, он не стал таким в одночасье. Нет, он долго и расчетливо обдумывал, планировал и подготавливал каждый свой шаг. Роан Вэллейн не был запутавшимся, но хорошим в душе мальчишкой, он был скользким, хладнокровным подонком.

Лишь оказавшись в своей новой комнате в форте Вейм, Тэйнен забралась в постель, зарылась лицом поглубже в подушку и дала волю слезам. Она рыдала отчаянно и горько, из-за того, что так беззаветно поверила не тому самому единственному, о встрече с которым мечтала еще с девчоночьих лет, а очередному хитрому мерзавцу.

Пускай даже любовь его не была выдумкой ради удовлетворения похоти, но не была она и настоящей. Лишь очередной фантазией безумца. Она раскрыла свое сердце, всю свою душу тому, кто на самом деле любил совсем не ее, а придуманную, многие века уже мертвую девушку.

Предательство Роана означало для нее прощание с последней остававшейся еще мечтой, и прощание это было очень горьким. Но, как бы там ни было, следовало это пережить и идти дальше. Следовало делать что-то, чтобы остановить надвигающееся безумие. Рыдать и предаваться саможалению было бессмысленно.

Но, даже понимая все это, Тэй не могла просто приказать сердцу перестать болеть. А оно ныло сильнее раны на руке, сильнее сбитых в кровь за время путешествия через пустошь и предгорье ног, сильнее измученной бессонницей головы. И боль эта, казалось, не собиралась позволять ей заснуть.

Однако, уставшее тело все равно навязало израненной душе свою волю, и, вдоволь наплакавшись впервые за последние лет десять, девушка заснула. Без сновидений она проспала и рассвет, и завтрак, открыв глаза только к обеду. Тара не стала ее будить, зато позаботилась о теплой воде для ванны.

После купания к Тэйнен вернулась утраченная было решительность. Когда она спустилась к обеду, на ее лице не было и следа ночных рыданий. Тара даже ухитрилась вполне красиво подровнять и уложить ее волосы, а платье довершило образ.

В столовой ее приветствовали поклонами, а приятный мужчина средних лет поднялся с места, чтобы подвинуть ей стул рядом с собой.