Сергей Шведов - Варяжский сокол

– Десять крепостей по течению Северского Донца и Дона – это не слишком ли много, уважаемый атаман Огнеяр? – осторожно закинул удочку ган Бурундай.

– Так ведь время ныне неспокойное, – с усмешкой отозвался седоусый ротарий, поглаживая белый клок волос на темени. Возраст Огнеяра уже подходил к шестидесяти, человек он был умный и много чего на своем веку повидавший. Испещренное морщинами и шрамами лицо его более всего напоминало печеное яблоко. Однако время от времени на этом истрепанном жизнью лице проступала вдруг такая белоснежная улыбка, что все сомнения окружающих по поводу здоровья уважаемого Огнеяра пропадали начисто. Человеку с такими великолепными зубами если и грозит смерть, то только от стрелы или от меча.

– А когда они были в наших краях спокойными? – удивился Мамай.

– В ваших не знаю, уважаемый ган, – пожал плечами Огнеяр. – А по нашим степям ураган пронесся совсем недавно.

– Но хватит ли у вас средств на строительство крепостей? – попробовал зайти с другого конца Красимир.

– Хватит, уважаемый ган, – твердо сказал атаман.

– Каган, пожалуй, согласился бы с появлением двух-трех крепостей на Северском Донце, но Азовский путь должен быть свободен для прохода наших караванов и войск, – покачал головой Бурундай. – Это и вам выгодно, уважаемый Огнеяр. Ибо Византия представляет собой угрозу не только для вас, но и для нас. По нашим сведениям, в Херсонесской феме уже сейчас скопилась немалая рать, готовая к броску на славянские земли.

– Византия просто пользуется возникшими в наших землях нестроениями, – спокойно сказал Огнеяр. – Бросок русов на Амастриду привел бы ромеев в чувство.

– Вы собираетесь напасть на Амастриду? – удивленно вскинул брови ган Мамай.

– Только если мы договоримся с каганом, – вступил в разговор боготур Осташ. – Нам нужно слово кагана, сказанное пусть и не перед Большим ганским кругом, но, во всяком случае, достаточно громко, чтобы его могла услышать не только Хазария, но и Русь. Кроме того, русаланы ждут жертвы кагана богу Перуну-Световиду.

– Это невозможно, боготур, – возмутился ган Мамай. – Ты рассуждаешь так, словно ротарии стоят не на Дону, а в двух шагах от Итиля.

– Каган, не принесший клятву Перуну, не может рассчитывать на верность ротариев, – холодно бросил Огнеяр. – И будет лучше для всех, если Турган последует примеру своего отца.

Это требование было ключевым в договоре, и все присутствующие это хорошо понимали. Но принять или отклонить его мог только сам каган.

– Человеческие жертвы неприемлемы для иудея, – твердо сказал ган Мамай.

– Можно ограничиться жертвой белого коня, – предложил боготур Осташ. – В конце концов, мы уже пролили немало крови друг друга на жертвенный алтарь.

– Мы передадим ваше предложение кагану, – с сомнением покачал головой ган Бурундай, – но я не уверен, что он его примет.

– Мы подождем, – сказал атаман Огнеяр. – Пусть каган крепко подумает. В его руках мир в Хазарии, Русалании и Руси.

Каган Турган молча выслушал своих ближников. Кроме Кочубея, Красимира, Мамая и Бурундая, в личных покоях кагана находился и ган Бегич, совсем недавно освободившийся из плена и вновь обласканный Турганом за невесть какие заслуги. Впрочем, и винить Бегича тоже было не за что. Никто из присутствующих, включая и самого кагана, не сомневался, что асского гана под мечи русаланов подставил Обадия, задержавший продвижение конницы к месту встречи с пехотой.

– Это невозможно, – твердо произнес Турган, недружелюбно кося карими глазами на притихших ганов. – Жертва Перуну будет воспринята всей Хазарией как признание собственной неправоты. Как знак подчинения побежденного победителям. Если русаланы не откажутся от своего требования, нам остается только один выход – война.

Ган Красимир вздрогнул. Менее всего ему сейчас хотелось вновь садиться на коня. К тому же после поражения Обадии каган много потерял в глазах хазарских ганов. И далеко не все из них захотят поддержать Тургана в этой новой братоубийственной войне. Если не большинство вождей и старейшин, то, во всяком случае, значительная их часть вполне может переметнуться на сторону атаманов и боярина Драгутина.

– Князь Гостомысл уже прислал в Варуну пять тысяч новгородцев, – сказал Бегич. – Еще десять тысяч пришло из полянских и древлянских земель. Надо полагать, не останутся в стороне и радимичи с вятичами. Мои асы ненадежны, я убедился в этом на собственном опыте. Туранцы тоже не рвутся умирать за выгоды рахдонитов. О печенегах и говорить нечего, они пойдут за теми, кто заплатит больше. Ромеи, конечно, не останутся в стороне и сделают все, чтобы оторвать от каганата кусок пожирнее.

– Что ты предлагаешь? – спросил Турган, не поднимая головы.

– Нельзя приносить жертву по требованию атаманов, каган. Тут ты совершенно прав. Но никто не помешает сделать это во время Большого круга, из уважения к преданным тебе ганам, все еще почитающим старых богов. К тому же речь идет не о человеческой жертве. А животных мы приносим в жертву собственной утробе каждый день. Так почему бы не поделиться с богом Перуном, враг он Яхве или друг? Ты всего лишь последуешь примеру своего отца, каган, и в этом не будет умаления твоего достоинства.

Предложение Бегича было разумным. Каган не ронял своей чести, принося жертву Перуну, а что касается недовольства рахдонитов, то, в конце концов, это ведь они поставили Тургана в весьма неловкое положение своей неуместной воинственностью, приведшей к позорному результату. А поражение всегда влечет за собой как моральные, так и материальные издержки.

– А атаманы согласятся на отсрочку?

– Конечно, – кивнул Бегич. – Если каган скажет о своем желании принародно, то никому и в голову не придет усомниться в его слове.

– Хорошо, – согласился Турган. – Я дам им слово. Но непременным, хотя и тайным, условием договора будет налет на Амастриду. Мы не можем далее терпеть наглость ромеев, беспрепятственно заглатывающих наши земли. И наконец последнее: десять крепостей – это слишком много. Самое большее, на что я могу согласиться, – это пять, но они должны быть построены на правом берегу Дона и только в его верховьях. Надо признать, что каган не много терял в результате этого договора. В Русалании всегда верховодили атаманы, а власть кагана там была чисто номинальной. По сути дела, речь шла лишь о подтверждении на куске пергамента ситуации, складывавшейся веками. Конечно, в Русалании усиливалось влияние Новгорода и Киева, но и это влияние с течением времени можно было устранить, играя на самолюбии атаманов и ротариев, не терпевших никакой иной власти, кроме власти бога Перуна. Зато взамен каган получал лояльность атаманов и возможность использовать ротариев в качестве ударной силы в противостоянии с Византией. Ромейская империя, потерпев ряд чувствительных поражений от арабов, задумала поправить свои дела за счет земель, ранее подвластных каганату. Ромеи, воспользовавшись вспыхнувшей в каганате распрей, уже прибрали к рукам изрядный кусок Крыма. На словах Византия устами своих императоров клянется в любви и дружбе, а на деле косит жадным глазом на чужие земли. Налет на Амастриду отрезвит ромеев и заставит их соблюдать ранее заключенные договоренности, а заодно покажет, что Азовское и Черное моря по-прежнему подвластны кагану, и спокойствие людей, живущих на его берегах, зависит от его воли.