Сергей Осипов - Демоны вне расписания

– Есть другие предложения? – спросил Филипп Петрович.

– Да. Сломать тебе шею и забрать то, что принадлежит мне по праву.

– Здесь нет ничего твоего.

– Здесь все мое. Все, что я захочу объявить моим, моим и будет. Эта женщина виновна в гибели моего брата. Этот выродок – давний враг нашей семьи. И я требую…

– Эта женщина арестована, – перебил его Филипп Петрович. – По делу высшей категории. И смерть твоего брата – при всем моем уважении – мало кого интересует в Большом Совете. Поэтому женщина останется со мной.

Давид молчал, но его сумрачное лицо не давало надежды на то, что это молчание – знак смирения и уступки. Скорее это было молчание, которое давало противнику еще пять секунд на осознание безнадежности своего положения.

– Я ведь могу просто свернуть тебе шею, – сказал Давид. – Ты разве не видел, кто со мной? Ты не видел, кто стоит на пороге? Они не оставят от тебя даже тени. Им достаточно лишь одного моего слова, а я легко произношу такие слова. После того как убили моего брата, эти слова из меня так и лезут.

– Очень может быть. Но тогда тебе придется потом убить их всех, а также убить эту толпу гномов, – Филипп Петрович небрежно мотнул головой в сторону пахнущих землей и кофе карликов. – А еще его, – Филипп Петрович ткнул стволом пистолета в бледного брата Макса. – И всех его соседей.

– С какой стати?

– Объясняю, – сказал Филипп Петрович. – Рано или поздно кто-то из них проболтается, что ты убил комиссара Большого Совета. Они обязательно проболтаются или из-за денег, или чтобы насолить роду человеческому. И вот тогда у семьи Гарджели действительно начнутся неприятности.

– Я этого не боюсь.

– Да, я слышал, что дураки отличаются бесстрашием.

Давид что-то зло выкрикнул по-грузински. Филипп Петрович зевнул. Потом повисла гудящая тишина, от которой Настю замутило. Ей захотелось потерять сознание и очнуться уже тогда, когда все будет кончено. И Настя вспомнила старую-старую сказку о прекрасном принце и его младшем брате. Дворец стоял посреди заснеженного сада, в большой комнате негромко переговаривались гости, и среди прочих там был тонкий юноша античной красоты.

– Это мой младший брат, Давид, – сказал тогда Михаил. – Он специально приехал в город, чтобы посмотреть на тебя.

– Нет, – поправила его Настя. – Он приехал посмотреть на девушку старшего брата.

– Он опять меня опередил, – грустно сказал Давид, поднося к губам ладонь Насти. Его касания были легки, как дыхание. – Если бы я встретил вас раньше Михаила! – Он покачал головой, и в грусти его лицо стало даже более прекрасным.

Теперь оно было исполнено не грусти, а решительной ненависти, и эти эмоции делали Давида Гарджели одновременно пугающим и восхитительным. Если бы это было лицо кинозлодея, то Настя бы прониклась к нему симпатией, настолько прочувствована и непосредственна была его злость, словно ее выжгли на этом лице, которое еще несколько месяцев назад принадлежало хрупкому юноше, а теперь было маской неутомимого преследователя.

Внезапно она почувствовала на себе его взгляд и содрогнулась – будто узник, решившийся на побег и перебравшийся через высокую стену тюрьмы, внезапно осознает, что сил идти дальше у него нет, и в этот самый момент его накрывает мощный луч прожектора с вышки, луч, который пронизывает беглеца насквозь и окончательно лишает сил бежать, идти, двигаться и дышать вообще.

– А он? – вдруг спросил Давид.

– Забирай, – ответил Филипп Петрович.

– Что? – удивился Иннокентий.

– До свидания, – сказал Филипп Петрович и дернул Настю за собой. Иннокентий шагнул было следом, но Филипп Петрович едва ли не в зубы ткнул ему стволом пистолета. И тут к Иннокентию хлынул поток лязгающих когтями волосатых землекопов; попутно они обегали Настю и Филиппа Петровича, словно те были неодушевленными предметами, и Настя заткнула нос – настолько сильным был этот смешанный запах сырой земли и кофе. Когда гномы облепили со всех сторон Иннокентия, это выглядело даже немного забавно, потому что ни один из них не доставал Иннокентию до груди. Они просто издавали низкий угрожающий рев, отчего Иннокентий брезгливо морщился, но поделать ничего не мог, поскольку позади него была стена, а со всех остальных сторон сопящая и лязгающая когтями толпа.

– Пошли, пошли, – торопил Настю Филипп Петрович, а она все оглядывалась, стараясь рассмотреть, что же будет с Иннокентием. Но вскоре коридор стал поворачивать влево, да и удалились они уже на приличное расстояние, так что Насте не было смысла оглядываться.

И тут в спину ей ударила воздушная волна, толкнула прямо на Филиппа Петровича, тот споткнулся, но устоял и удержал Настю, схватив ее за шиворот, как котенка. Настя восстановила равновесие и вопросительно посмотрела на Филиппа Петровича, но тот явно был не склонен к разговорам. Так они стояли и смотрели друг на друга, она – зная, что по-прежнему ничего не знает про себя и про вокруг; он – по-прежнему считая, что так ей лучше и оставаться – в неведении.

Из глубины коридора, в той стороне, где остались Иннокентий, Давид Гарджели и его пестрая компания, раздался громкий звук, похожий то ли на рык огромного изголодавшегося зверя, то ли на грохот обрушившейся постройки.

– К черту, – сказал Филипп Петрович. – Пусть сами разбираются.

И он снова потащил Настю вперед по извилистому коридору. Настя спешила, потому что темные извилистые коридоры ей никогда не нравились, а слышимые где-то позади странные звуки лишь усугубляли эту нелюбовь.

Только вот у Насти все сильнее бился в сердце тревожный колокольчик, извещавший, что когда коридор закончится, то лучше не станет. Она, может быть, многое позабыла, но две недавно услышанные фразы она запомнила.

– Эта женщина арестована, – сказал Филипп Петрович. И это было еще полбеды.

Беда заключалась в том, что еще раньше, в ресторане города Старые Пряники, человек в камуфляже, тот, которого потом Иннокентий привез на ужин брату Максу, снисходительно посмотрел на Настю и сказал Филиппу Петровичу:

– Ты сейчас прикрываешь простого человека. Кстати, не стопроцентного человека.

И Филипп Петрович не стал тогда с ним спорить.

Может быть, сейчас было не самое подходящее время, но, едва поспевая за фигурой в длинном пальто, чувствуя нарастающую боль в мышцах и глотая странно пахнущий воздух подземелья, Настя спрашивала себя: «Ну почему все это случается со мной? И почему это случается именно так? Почему я не могу сделать правильный выбор? Почему я всегда сворачиваю не туда, доверяюсь не тем людям… Где-то ведь наверняка есть выход из замкнутого круга, по которому я бегаю с сентября месяца, но я каждый раз пробегаю мимо этого выхода…»