Юлия Власова - Таймири

— Редко к нам приходят посреди ночи, — продолжила она, когда первая из златовласых дев бросилась к чернеющему входу. — Я слуг, конечно, тренирую. Вскакивают по сигналу колокола в любое время суток. Правда, сегодня пришлось их расталкивать. Тяжелый выдался день.

Когда Минорис, наконец, вручили большие портняжные ножницы, она вдруг прониклась такой жалостью к себе, что даже несколько раз шмыгнула носом. При свете фонарей коса выглядела точь-в-точь как чистое золото. Таймири и Сэй-Тэнь наблюдали за подругой с содроганием.

«Главное не думать», — сказала себе Минорис. Завела руку за голову, зажмурилась. Ножницы были заточены отменно — и уже через секунду коса упала в песок.

— А тебе так больше идет, — натянуто улыбнулась ардикта. — С короткой стрижкой.

Тут Минорис не выдержала — разревелась в три ручья.

Следующей на очереди была Таймири. Долго колебалась, что же ей отдать: кольцо или амулет. В итоге, опустила на поднос кольцо.

— Цен-но-е, — негромко напомнила ардикта.

— Да-да, не сомневайтесь, ценное, — заверила ее та. — С детства храню.

Она постаралась придать своему лицу наивное, простое выражение. Чтобы не раскусили. Кольцо утратило для нее ценность в тот самый день, когда они с Остером Кинном выдолбили из скалы звездный адуляр. Верховная преподавательница с минуту пристально смотрела ей в глаза. Видно, силилась понять, врет она или не врет. Таймири попыталась сделать свои глаза доподлинно честными, хоть это было и нелегко. В конце концов, ардикта отступила.

— Дар принят! — стальным голосом сообщила она. — Но предупреждаю заранее, нам важна искренность. Искренность и полное доверие. Без доверия из вас не выйдет даже мало-мальски годных муз.

— Музы? — удивилась Сэй-Тэнь. Больше удивляться было некому. Минорис, опустившись на корточки, тихонько сморкалась в носовой платок, а Таймири отходила после «гипнотического сеанса». — Как так музы? Я думала, у вас готовят фей.

— У нас готовят муз, — отчеканила ардикта. — Небылицы про фей сочиняют те, кто ни разу не был в мастерской. Итак, ваш дар!

Сэй-Тэнь собралась с духом, крепко прижала ребенка к груди и закрыла глаза, чтобы отчетливей услышать, как стучит его сердечко. Услышать в последний раз.

— Его зовут Ритен-Уто, — совсем тихо сказала она. — Не скрою, мне больно с ним расставаться. Но зато я буду уверена, что, взрастив его, вы подарите миру хорошего человека. Вы воспитаете его лучше, чем это могла бы сделать я, — уже твердо закончила она и глянула на ардикту в упор. Та отшатнулась.

— Вы как будто приказ мне отдаете, право слово! Такой казус у нас впервые. Однако не вижу причин, по которым сей дар принять нельзя. Принимается! — громогласно возвестила ардикта. — Но учтите, с Ритен-Уто встречаться вы не сможете, поскольку воспитываться он будет в отдельном здании.

Сэй-Тэнь кивнула. Когда младенца унесли, она еще долго стояла, слушая, как затихает его плач.

— Ну, а теперь, — с явным облегчением произнесла ардикта, — поведайте мне о своих подвигах, о достижениях. Чем прославились, какие звания заслужили? Или вы думали, что отделаетесь одними дарами? — ее губы насмешливо скривились. — Я вся внимание.

Спутницы Диоксида понурились, и тот отрицательно покачал головой.

— Не числится за нами ни подвигов, ни достижений, ни побед. Видно, зря мы износили обувь, зря изорвали одежду…

— Не зря, — усмехнувшись, ответила ардикта. — Ваша главная заслуга в том, что у вас нет заслуг. Погуляйте пока по саду. Через час, на рассвете, за вами придут, — удаляясь, добавила она. — А если я вам вдруг понадоблюсь, спрашивайте Ипву.

Таймири вздрогнула. То ли от страха, то ли от ночной прохлады побежали по телу мурашки.

«Ипва?! Совпадение или нет?..» — подумалось ей, но она не решилась закончить свою мысль.

— У этого лабиринта нет выхода! Я знала! Знала! — разорялась тетушка Ария. Мало-помалу ею овладело отчаянье. Третий день, а во рту ни крошки. За всё время блужданий по коридорам ей не встретилось ни скелетов, ни черепов, ни даже иссохшей косточки. Значит, она станет экспонатом номер один. Наглядным пособием для заблудившихся туристов.

Уж лучше бы здесь было темно, как в бункере! К чему всё это новогоднее представление с иллюминацией и мигающими огоньками, если к нему не прилагается торжественный ужин?!

Похоже, горная нимфа исполняла желания выборочно. На сей раз негодование тетушки Арии было замечено, и пещеру вмиг обесточило. Погасли веселые «лампочки», камень из гладкого сделался шероховатым и грубым на ощупь. А примерно через час в коридоре стали раздаваться стоны: «А-ах! О-ох! О-о-у-у-у! А-ах! О-ох! О-о-у-у-у!». Этот кошмарный вокализ заканчивался душещипательным глиссандо вверх до предельно высокой ноты: «Оиоиоиоиоиаааааааааааааииииииииии!» — после чего «упражнение» повторялось вновь.

У Арии, само собой, при первых же звуках перехватило дыхание, однако она тут же смастерила затычки для ушей, воспользовавшись носовым платком.

Тем часом в дальнем конце коридора медленно, но верно осыпался потолок…

Она чуть не преставилась, когда к ноге прикоснулось что-то мокрое и холодное. Защитив слух от назойливого пения, Ария успешно оградила себя и от других возможных звуков, в том числе от собачьего лая. А Зюм и так, и эдак приноравливался. Гавкал без остановки, даже на задние лапы приседать научился. Но только что это даст, если Ария сидит и трясется, как в лихорадке! Ничего не видит, не слышит. Оставалось пустить в ход самое беспроигрышное средство — язык.

Тетушка Ария уткнулась лицом в колени.

— Не ешь меня! Я невкусная! Я бы и сама не прочь что-нибудь съесть…

Зюм схватился зубами за край ее изодранного платья и потянул.

— Так ты не будешь меня есть? — удивилась Ария. Оказалось, что кровожадный «страшный зверь» совсем еще кроха. Если он когда-нибудь и станет по-настоящему страшным и кровожадным, то в весьма отдаленном будущем.

— Куда мы идем? Ты знаешь, как отсюда выбраться? — спрашивала она. Но Зюм лишь порыкивал сквозь сомкнутые зубы, терпеливо тянул, и Арии волей-неволей приходилось следовать за ним.

Миновав очередной поворот, она в изнеможении присела на широкую каменную плиту и прислонилась к стене.

— Сейчас, погоди, вот сосну маленько, — пробормотала она и обессилено свесила голову.

А вдалеке брезжил спасительный дневной свет.

20. О музах и колдовстве

- Не прибедняйтесь, коллега! Обсерватория всегда в вашем распоряжении, — говорил старичок, расплываясь в щербатой улыбке. Этот допотопный старик опирался на клюку, вечно теребил свою жиденькую бороденку и вот уже второй год обещал, что скоро уйдет на пенсию. — Я здесь практически не появляюсь. Радикулит, ломота в суставах. Если и поднимусь когда, то раз в неделю — не чаще. Так что, можете считать, обсерватория ваша.