Ясинский Анджей - Воспоминания участника В.О.В. Часть 3

Однажды у нас остановилась компания из трех или четырех солдат. Выпив сухого молдавского вина, они повели разговор о своем послевоенном будущем и неудачах германских войск на фронтах сегодня. Теперь они уже не пели песни, как прежде. Один из них сказал, что если немцы проиграют войну и в Германию придут коммунисты, то он эмигрирует в Южную Америку. Другой немец солдат, обращаясь ко мне, сказал:

- Пускай едет, он наци. Я беспартийный немецкий интеллигент. Для меня в Германии найдется работа.

Третий сказал, что он строитель и после войны в Германии для него будет много работы. Потом кто-то сказал, что хоть бы скорее все закончилось. О каком-то секретном немецком оружии, которое немцы скоро применят и оно повернет войну в сторону немецкой победы. Они все засомневались. Таковы были разговоры немецких солдат в начале 1944 года. Саму Германию в то время бомбили день и ночь без пауз. Днем бомбили американцы, ночью англичане. Солдаты тревожно ждали писем с родины, жива ли семья. Они теперь не столько беспокоились за себя на фронте, сколько за свою семью на родине в Германии.

Однажды немец получил письмо в немецкой вокзальной комендатуре. Письмо было из дому. Радуясь, он вышел на перрон вокзала и стал читать. Радость от полученного письма сменилась на печаль. Немец вынул пистолет и выстрелил себе в висок. Тогда так бывало с немцами. Теперь немцев били, как говорят русские, 'и в хвост и в гриву'. Но, несмотря на все неудачи, они сражались стойко и умело. Когда фронт был еще далеко, то заботы гражданского населения и страхи были еще малозаметны. С приближением фронта они все более усиливались и стали очень заметны. Я не говорю о румынах, немцах или молдаванах, которые в большинстве собирались уходить шесте с немцами или румынами. Русско-украинское население, которое как-то служило у румын, тоже в страхе принимали свои меры. Торговцы закрывали свои ларьки или буфеты. Молодые красотки, которые работали в румынских ночных кабаре, как-то вдруг изменились в своей внешности. Если раньше они ходили разнаряженными, красивыми и походили на принцесс из сказки, то теперь, в одну ночь они превратились в рабоче-крестьянок. Без красивой одежды и косметики они ничем не отличались от нас всех, смертных. Потом их всех забрали и куда-то отправили. Наверное, в Сибирь, лес пилить.

У нас по соседству жил мужик лет за пятьдесят, по фамилии Гармидор. Был он стар, хвор, и работать не мог или не хотел. Но он одну из комнат в своем доме отдал под столовую. При входе в дом повесил объявление на румынском языке, тем и жил. Мы с мальчишками тоже иногда к нему заходили. Все было удивительно просто. Маленькая комната, несколько столов, у стенки на столе под стеклом стояли окорока, колбасы, вареные яйца и много разного вина. Все было не дорого и при желании и небольших деньгах можно было хорошо отдохнуть или провести время с друзьями. Таких столовых в Котовске было много. При подходе красных старик заволновался, он много раз приходил к нам и все спрашивал, что же ему теперь делать? Дядя Саша в тон ему охал, кряхтел по-стариковски и гово­рил:

- Ничего, как-нибудь обойдется. Ты же ничего против советов не сделал. Старым людям тоже надо было жить, вот немного и приторговывал. Чего в этом плохого?

Но старик все равно перед приходом красных куда-то исчез. Других таких как он, красные забрали. Торговля на базаре почти исчезла. Никто ничего не продавал и мы с дядей Сашей тоже стали безработными. Жить стали за счет тех запасов, которые у нас были. В Котовск прибыли формирования немцев, которые после их ухода, оставляли русским территорию с выжженной землей. Они уничтожали все, что могло как-то пригодиться русским. Взорвали на станции водонапорную башню, телеграфные столбы, и даже по отдельности каждую рельсу. Дней за несколько дней до окончательного ухода, они взорвали на станции склад с боеприпасами. Утром, когда я еще спал, раздался такой страшный грохот, от которого меня подбросило вверх вместе с кроватью. Казалось, движется дом. Я, не понимая, что происходит, попытался выпрыгнуть в окно. Его уже не было, оно выскочило внутрь дома. Только я вскочил на подоконник, как раздался второй страшный взрыв. Меня воздушной волной бросило внутрь дома. Но я все же выпрыгнул в окно. Там в наш огород, на крышу дома и вокруг поблизости падали целые, неразорвавшиеся снаряды, бомбы и крупные осколки от них.

В это утро немцы взорвали артиллерийский склад на станции. Наш дом стоял под защитой других впереди стоящих домов. Потому у нас снесло только часть крыши. Те дома, которые стояли ближе к складу, у них снесло не только крыши, но сдуло как ветром с земли и сами дома. Весь склад целиком не взорвался. Взорвались отдельные штабеля и то не полностью. Несколько штабелей было разворочено взрывами. Снаряды взорвались частично, остальные разлетелись далеко вокруг. То же самое произошло и со снарядами, груженными в вагонах за городом. В некоторых вагонах взрывы не произошли. Вагоны разъехались по швам, снаряды не взорвались и рассыпались возле вагонов. Взрыв артиллерийского склада для всех был своего рода сигналом, что немцы уходят. Все население городка срочно придумывало способы, чтобы благополучно распрощаться с немцами. А они могли угнать в Германию, убить просто за то, что мог не понравиться кому-нибудь, поджечь дом, и мало ли есть других способов, чтобы показать свою силу и презрение. С другой стороны, было не меньше страхов, смешанных с радостью ожидания встречи со своими, с красными. Какие они теперь, эти свои. Чего от них ждать и с чем они придут. Что будет потом, никто ничего не загадывал. Люди привыкли жить днем сегодняшним. А что будет завтра, жизнь покажет сама. Втихомолку все готовились к встрече своих. Готовили самогонку, придумывали нужные слова, с которыми они будут встречать своих освободителей. Эффект публичной встречи при всем честном народе мог играть определенную положительную роль на будущее. Люди знали подо­зрительность красных, боялись их не меньше, чем немцев, но все-таки они были своими.

Я со своим другом Мишкой, немцем евреем, за городом в кодрах, в овраге выкопали пещеру, занесли туда продукты и замаскировали в надежде, что в нужный момент мы сможем спрятаться там. Но она не понадобилась. Расставание с немцами и встреча своих, красных, прошла по другому сценарию. За день до прихода красных, в городе совсем не было видно ни немцев, ни румын. Люди занимались своими житейскими делами и думали, что красные придут дня через три-четыре или несколько позже. На всякий случай, я набил сумку продуктами и спрятал в сарае. В этот же день, двора через два, ближе к выезду из города в сторону Днестра к переправам, немцы поставили батарею больших пушек. Все было тихо, а сами артиллеристы спокойно прохаживались по соседним дворам, чего-то молча разглядывали и никаким образом себя не проявляли. Возле пушек спокойно ходило несколько немцев и молодая русская девица. Она по-немецки кому-то говорила: