Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»
Сотворив таким образом правосудие и явив милость, царисса удалилась.
Последняя пара малолеток завершила упражнение в грязи. Роняя коричневые комья, страшные фигуры ушлепали в помывочную. Бойники быстро выровняли лужу, уложив сверху дерн. Словно ничего и не было.
Аглая, что опять была среди нас, оттащила Глафиру от Феодоры.
— Забирайте!
Подхваченую за локоть, Феодору подвели под одну из веревок, Карина уже стояла под второй. Им связали руки, подняли и прикрепили так, чтоб ноги стояли на цыпочках.
Нам заменили копья. Новые оказались тупыми деревянными болванками без наконечников. Я прозрел. Две мишени напротив — для нас. Исполнителями будем мы.
Дядя Люсик объяснил условия тренировки:
— Ваша задача — попасть. Их задача — уклониться. Если вы не попадаете, вы никудышние бойцы. Если они не успели отклониться, им больно. Начали.
Он снова ушел, не став смотреть на дело рук своих. Собственно, не своих, он только распорядитель. Удобная схема. У руководителя всегда виноват исполнитель, исполнитель винит во всем руководителя. У обоих совесть как бы чиста, что бы ни натворили. А если обеспечить регулярную сменяемость исполнителей и руководителей, то вообще можно творить все, что взбредет. Привет от устройства самой известной демократии мира.
Аглая радостно бросила копье первой. В Феодору. Целилась в середину туловища. Жертва увернулась, но в нее уже летело копье Варвары. Врезалось в бедро. Вскрик. Дерганье.
Малолетки с удовольствием метнули двухметровые снаряды в Карину. Им было ненавистно ее непреодолимое превосходство в силе и опыте, зависевшее от возраста. Как ни тренируйся, насколько ни взрослей — та будет маячить впереди, собирая награды на большинстве школьных конкурсов. Лишь близкие к ней по годам, росту и возможностям Аглая, Варвара, Глафира и еще пара девочек, да подтягивающиеся мы с Томой могли составить конкуренцию хоть в чем-то. Мелким осталось только завидовать и вот так больно мстить.
Тома и Зарина метнули копья в столб. Обе попали. На них посмотрели неодобрительно, но раздумывать было некогда — все ринулись подбирать инструмент для второго захода.
Наплевав на обязанность участия в упражнении-наказании, я рванул за папринцием. В голове гудел ограбленный рой пчел, у которых этот человек отобрал мед невозмутимости. Кутузов, говорит? Нельсон, говорит? Шлангом, говорит?
Нервно стукнув в дверь и дождавшись разрешения, я шмыгнул внутрь.
— Откуда вы знаете подробности нашего мира?
— Что за допрос? — посерьезнел дядя Люсик.
А меня перло. В старину говорили: закусил удила. Не окажись в этом мире, так бы и думал, что это мера водки.
— Можно где-то услышать фамилии двух военачальников, — допустил я, закипая, аж пар из ушей пошел. — Но чтобы связать именно эти, нужно детально разбираться в вопросе. Что вы скрываете? Почему оглядываетесь, начиная разговор? Чего боитесь?
Судя по лицу собеседника, тут бы мне и конец, но с улицы донеслось:
— Папринция к цариссе! Немедленно!
— Еще поговорим, — тихо сказал он, выходя первым.
Я на минуту задержался. Взгляд пробежался по спартанской обстановке комнаты, руки пошарили под сложенными вещами. Ничего. В смысле — никаких зацепок. Мне папринция прищемить нечем, кроме чрезмерной осмотрительности и любви к воздушным шарам. Еще — к использованию неподходящих времени и месту словечек. Но это не только его фишка, другие тоже часто и очень внезапно удивляют безумным словоупотреблением.
А вот я нарвался. Зачем было накидываться? Собирался просто поговорить…
Царисса со свитой, в которую входил и папринций, спешно грузились на коней. Нас, школьников, позвали на обед. Мы еще собирались, когда ворота выпустили благородное семейство с сопровождающими и вновь затворились.
Зарина и Глафира сбегали с полными тарелками к подвешенным. Те отказались: не до того. Правда, Карина с жадностью выхлебала кружку воды. Негусто же в карцере с человечностью. Никакого желания узнать подробности.
Когда, насытившись, ученицы вышли, нас встретила Астафья.
— Еще по одному броску, и будем считать, что положенный час вышел, — показала она на наказанных. — Исполнять.
Пришлось взять копье со всеми. Рука совершила чудовищный замах и залимонила инструмент как можно выше и дальше. Обогнув столб по гигантской дуге, тупое копье умудрилось воткнуться — в поленницу над заложенным подземным ходом. Должно быть, в щель попало.
— Плохо, — высказалась Астафья по поводу моего броска. — Если давать волю чувствам, долго не проживешь.
Что она имела в виду? Я молча смотрел ей в глаза, но войница отвернулась, показав, что воспитательное вмешательство завершено. Мои ноги пододвинули взвинченный организм, продолжающий ловить ее взгляд, ближе. Настроение у меня сегодня такое — нарывальческое. Семь бэд, один гуд.
Если копье и нож бросала в меня она, неужели как-то не проколется? Моргнет, смутится, выйдет из себя? Хоть какая-то реакция?
Ничего. Я для нее — пустое место, которое, к тому же, периодически нужно одергивать и учить жизни. Но кто сказал, что профессионалы не относятся к жертве, как к пустому месту? Никто не говорил. И не скажет. Как успокаивал укладчик парашютов: «На мою работу еще никто жаловаться не приходил».
— Что случилось, почему царисса отбыла? — взволнованно чирикнули малявки, обращаясь к всезнающей войнице.
Проследив, чтобы все с разной степенью эффективности «отстрелялись», она снизошла до ответа:
— Через земли цариссы Дарьи без разрешения проследовали вооруженные люди.
— Это как? Не по дороге?!
Астафья кивнула.
— Что на флаге? — вскинула подбородок Аглая.
Ей до всего было дело. Готовилась к будущей ответственности. Уже, прямо скажу, неплохо подготовилась.
— Без флага.
Малик! — трепыхнулась надежда.
— Варвара, тебе мама ничего не говорила? — обернулась Аглая к подруге.
Та испуганно затрясла головой в стороны. Астафья махнула рукой на столб:
— Снимите. Пусть присоединятся к вам. Всем переодеться. Форма боевая. Получить у кладовицы щиты. Пять минут на сборы.
Она посмотрела на солнце. Интересно, как определять минуты без часов? Я-то привык, жизнь с мобильником и повсеместными часами приучила к чувству времени. Как выкручиваются здесь? Как-то сказывается близость к природе?
Несколько девочек бросились к подвешенным. Карина просто опала на подогнувшихся ногах. Ее приняли под руки Зарина и Тома, повели-понесли в комнату. Глафира в показательном одиночестве обхаживала Феодору. Я предложил помощь. Помощь была с восторгом принята, но не понадобилась: освобожденная девочка, схватившись за поврежденные копьями места, двинулась своим ходом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});