Ольга Денисова - Одинокий путник

– Отец Нифонт – вон лежит, – послушник ткнул пальцем в аналой, – а Лытка в угол уполз, к распятию поближе.

Лешек посмотрел на аналой – перед ним, на полу, лежало мертвое тело, с запрокинутой головой, и острая борода смотрела в потолок. Руки старца кто-то сложил на груди, поставив в них свечу, но свеча согнулась и погасла. Колдун мельком глянул на мертвеца и подошел к распятию. В тени кануна, обхватив руками основание креста, ничком лежал Лытка – Лешек узнал его сразу, не смотря на прошедшие годы, несмотря на то, что не увидел его лица.

Колдун расцепил его безвольные руки и повернул лицом вверх, внимательно прислушиваясь к его дыханию.

– Помоги мне его раздеть, – велел он Лешеку.

– Святотатство творите, – проворчал из своего угла послушник, – не баня здесь, чай.

– Помолчи, – отмахнулся от него колдун.

– Я вот дружников позову.

– Ты помирать, кажется, собирался, – хмыкнул колдун, – вот и помирай.

Он отодвинул распятие в сторону, и положил Лытку так, что теперь на него падал пучок лунного света. Несколько минут он осматривал голое тело, прикладывал ухо к груди, щупал пах и подмышки, а Лешек увидел на нем широкий шрам вокруг пояса. Послушник, до этого молчавший, снова затянул «Богородице», только совсем тихо и хрипло.

– Лытка, – шепнул Лешек и тронул горячую, заросшую густой красивой бородой щеку, – Лытка, ты слышишь меня?

– Он не слышит, – сказал колдун и застонал – громко и протяжно.

– Что-то не так? – испугался Лешек.

– Я опоздал, малыш… – прошептал колдун, – я напрасно ездил на север, мне надо было оставаться здесь…

– Он… он умрет? – Лешек почувствовал, как слезы становятся в горле.

– Нет, он не умрет, не бойся. Но это уже не тот мор, что медленно полз по земле. Теперь он полетит по деревням быстрей ветра, и никакие дымы от него не спасут… Мне горько и страшно, малыш… Я не смогу его остановить… У меня только один кристалл.

– Но… откуда ты знаешь?

– У всех, кого я лечил еще позавчера, в паху, или подмышками набухали большие желваки. Мой дед рассказывал, что пока людей убивают эти желваки, которые зреют медленно, иногда дольше недели, от мора можно спастись дымом и паром. А потом, в одночасье, люди начинают умирать просто так, от горячки. Никаких желваков у них нет, они умирают без всяких причин, просто задыхаются. И мор летит по земле, словно его несет ветер, и убивает целые деревни. Спасения от него нет. И не только мой дед знал об этом, я читал об этом в книге о лихорадках. Ты видишь? У Лытки нет никаких желваков, никаких язв, а губы посинели, как будто ему не хватает воздуха.

Колдун достал из кошеля кристалл и глянул на луну, пробивающуюся в церковь сквозь окно.

– Я даже не знаю, куда направлять луч… – пробормотал он, – приподними ему плечи, я буду светить на сердце.

Лешек с трудом усадил тяжелого Лытку, и размякшее тело его норовило сползти на пол. Колдун светил желтым лучом Лытке на грудь, и через несколько минут Лешек почувствовал, что Лытка шевельнулся, и застонал. Неожиданно горячие плечи, за которые Лешек держался руками, промокли – в одну секунду тело Лытки покрылось потом, словно его окатили водой. И пот этот был холодным и липким.

– Наверное, хватит… – пробормотал колдун, продолжая светить на сердце желтым лучом, – Хвала Ящеру, что я могу сказать… Я пойду по деревне, а ты вытри его, одень и вынеси на воздух – мне кажется, тут все пропитано ядом. Возьми мой плащ, он в седельной сумке. Потом догонишь меня, ладно?

Лешек кивнул. Колдун поднялся и осмотрел церковь еще раз.

– Красиво рисуют, и красиво поют, – хмыкнул он, – этого у них не отнять…

– Разве это красиво? – удивился Лешек, снова глянув на образа двенадцати мрачных апостолов.

– Да. Ты просто не замечаешь, потому что любовался на иконы много лет. И неважно, что на них нарисовано, – колдун качнул головой, быстрым шагом направился к выходу и крикнул насупившемуся послушнику, – эй, ты, будущий покойник! Пошли со мной. Господь услышал твои молитвы – ты останешься в живых.

Лешек сначала вытащил Лытку из церкви, под раскидистые ивы, растущие кругом, и увидел, как колдун светит кристаллом на грудь ошалевшего послушника. Он вытирал потное тело друга своей рубахой, и время от времени заглядывал ему в лицо – не придет ли он в себя. И наконец Лытка очнулся, и смотрел на Лешека приоткрыв растрескавшийся рот – в восторге, с благоговением и небывалым удивлением.

– Господи Иисусе… – услышал Лешек шепот непослушных губ, – Господи, прими меня в свои небесные чертоги…

– Лытка, да что ты, Лытка! Ты будешь жить! Все хорошо!

– Правда? – подобие улыбки коснулось его губ, – я буду жить, чтобы нести по земле твою славу, и твое величие…

Лешек рассмеялся, и слезы поползли у него по щекам – от радости. Лытка… Самый отважный, самый сильный и добрый… Он оставил друга на попечение послушника, велев тому поить Лытку водой как можно чаще, а сам побежал догонять колдуна – поговорить с другом можно потом, сейчас колдуну он нужнее.

Пока луна не растворилась в предрассветном небе, колдун успел обойти десяток дворов, поднимая на ноги больных, и весть об этом мгновенно облетела деревню – люди несли к нему родных на руках, понимая, что летняя ночь коротка, и до их двора колдун может не дойти. Лешек, осматривая больных, выстраивал их в очередь, пропуская вперед детей и тех, кто был совсем плох и не дотянул бы до следующей ночи, объяснял, как надо ухаживать за ослабленными, и как хоронить мертвых – дел ему хватало. Поближе к рассвету ему и вовсе пришлось успокаивать толпу людей, кричащих и плачущих, требующих вылечить именно его мать, сына, мужа или жену – луну провожали с воем, причитаниями и страхом. Едва появившаяся надежда угасала на глазах, и Лешек, как мог, старался быть ласковым с людьми. Ему помогали взрослые мужчины, строго следя за соблюдением очереди, и только благодаря им Лешека не разорвали на куски те, кому он обещал выздоровление следующей ночью.

Когда взошло солнце, колдун спрятал кристалл обратно в кошель и поднялся на ноги, обозревая стонущую толпу.

– Завтра времени хватит на всех, – он с сожалением пожал плечами, – а сейчас послушайте меня. Я прошу тех, кто здоров и силен, собрать дров на краду – нам надо похоронить мертвых.

– На краду? – испуганно пискнул кто-то из женщин, – но ведь так хоронить нельзя, отец Феофан запретил нам…

– И где он, отец Феофан? – злобно спросил уставший колдун.

– Он… Он умер третьего дня…

– Царство ему небесное, – выплюнул колдун, – мертвых – на краду. Бог отца Феофана не спас вас от болезни, а мои боги, как видите, не оставили вас. Или вы мне все еще не доверяете? Во славу наших богов, мертвых – на краду. После того, как мы похороним всех, я прошу вас не покидать своих домов, и, тем более, не выезжать из деревни. Топите печи, топите бани – боги хотят дыма, огня и пара, и они не оставят вас. Если хоть один человек, даже монах, сегодня покинет деревню, я уйду, и ничто не спасет вас от смерти – ни молитвы монахов, ни лунный свет.