Галина Львовна Романова - Странствия Властимира

Горбун внимательно осмотрел пленных и спросил:

— А теперь скажите мне, кто вы и откуда?

Гаральд, подле которого он остановился, гордо промолчал, и за него ответил Буян:

— Мирные мы путники, своей дорогой ехали, никого не трогали. Тот вон первый на нас напал — али мы совсем без понятия, не соображаем, что в чужом доме свои порядки не устанавливают? Ехали мы по своим делам, так позволь нам путь продолжить.

— Не забывай, что вы слугу моего ранили! — перебил его горбун. — За это по нашим законам надлежит вам или выплатить мне цену его услуг, которые он мог бы мне оказать за то время, пока лечился, либо иную кару себе выбрать.

Джинн бросился вперед.

— О Аджид-паша! — воскликнул он. — Твой раб сейчас тяжело болен, но он выздоровеет в тот же миг, как ты подаришь ему кровь его врагов! Только это сможет его исцелить!

Горбун смерил пристальным взглядом сперва своего джинна, а потом славян и рыцаря.

— Много у меня диковинок, — медленно промолвил он, — а таких я не встречал. Ты болен, раб мой?

Сказал он это таким голосом, что джинн тут же упал на колени и застонал, ломая руки, и обхватив голову, и качаясь из стороны в сторону.

— О, как я страдаю! — причитал он. — Раны на руках моих могут воспалиться, и тогда придет на меня смерть огненная! Одно лишь средство может помочь мне — кровь обидчиков!

И жаловался он так, что поверили ему почти все. Но горбун покачал головой и спросил:

— А знаешь ли ты, сколько дней тебе до смерти? Джинн тотчас замолчал и поднял голову.

— Что сказал повелитель? — осторожно молвил он.

— Через сколько дней воспалятся твои раны и их надо будет лечить кровью? Через день? Два? Месяц?

— Когда будет угодно повелителю, — быстро сказал джинн. Не выдержал Буян и рассмеялся вслух. Отшатнулись от него все, кто слышал его смех, а горбун накинулся на гусляра с кулаками.

— Как смеешь ты смеяться, раб? — закричал он в ярости. — Или ты не слышал моих слов? Погибнешь ты первым, раз так, кровь твоя станет целебным снадобьем для ран джинна моего!

И едва взмахнул он рукой, подзывая слуг своих, чтобы схватили они гусляра, и едва подумали все остальные, что тут и конец ему, как перестал смеяться Буян и сказал вполне спокойно:

— Уж прости, будь друг, слово дерзкое — не со зла то, не от скудоумия! Просто вспомнил я сказки детские, что у нас младенцам в люльке рассказывают. В сказке одной про то же самое поведано — сказано лишь, что это все небывальщина. А тут вижу я, что говорит сказка правду чистую, вот от радости за мудрость народную и засмеялся!

Горбун выслушал его с интересом и потом махнул рабам, чтобы отошли в сторону и гусляра не тронули.

— А еще чего есть у вас в земле диковинного? — спросил он.

Понял по его голосу Буян, что хочет тот услыхать, и промолвил:

— Рассказ мой не короток будет. Устанешь ты слушать, а я и до середины не дойду. Позволь потому промолчать мне и сказать лишь, что и сам я всех диковин не упомню.

— А мне многого не надобно — скажи про то, что помнишь. Мне и того довольно станет. Хочу я знать, есть ли где то, чего у меня нет и достать мне невозможно… Я ведь маг и могу многое!

И замолчал он, выжидая. Все смотрели на Буяна — и слуги, и черные рабы, и девушки, и джинн, а пристальнее всех — Мечислав с Гаральдом, да Властимир, хоть и не был зрячий, прислушивался к знакомому дыханию друга.

Поймал Буян взгляд рыцаря и понял, что делать надобно.

— Хорошо, — сказал он, — поведаю я тебе, Аджид-паша, о чудесах и диковинках, что в землях наших таятся. Но есть у меня условие — не буду говорить, пока не освободят нас и ты гостями нас не назовешь. А иначе хоть огнем пытай — слова из меня не вытянешь!

И так прозвучал его голос, а глаза так блеснули, что не осмелился перечить ему Аджид-паша и отдал приказ.

Тут же бросились слуги к славянам — помогли им подняться, развязали руки, придвинули кресла и столики, а девушки поднесли вина и угощения. Путники не стали отказываться от угощения — то не в обычае у славян, — а все вокруг стояли и молча ждали, пока они поедят.

Буян придвинулся к Властимиру, и князь тихо спросил у него:

— О чем говорить будешь?

— Не твоя то печаль, княже, — шепнул в ответ гусляр. — Знаю я много, что первое в голову придет — то и сгодится!

— Лишнего не болтай!

— Знамо дело.

Еле дождался Аджид-паша, пока поедят гости. Когда совсем не стало у него терпения, подскочил он и воскликнул:

— Понравилось ли вам мое угощение, иноверцы?

— Вино у тебя знатное, — похвалил Властимир.—Я и дома такого не пивал.

Гаральд только сдержанно кивнул.

— У меня все самое лучшее,—промолвил Аджид-паша. — Что в мире ни есть хорошего да диковинного, все равно рано или поздно у меня окажется!

— Все, говоришь? — прищурился Буян. — А вот и нет! Есть земля, что пообильнее пещер твоих да кладовых. И хотя я не видел ничего из богатств твоих, готов на голову свою спорить, что не все у тебя найдется.

И только он сказал это, вокруг наступила тишина. Испуганно отпрянули гости, вытянулись и вскинули сабли чернокожие рабы вдоль стен, джинн перестал причитать над ранеными руками, а Аджид-паша подкатился к самым ногам гусляра. Лицо его побагровело, борода тряслась, кулаки судорожно подергивались. Не в силах дотянуться до сидевшего слишком высоко для его малого роста Буяна, он подпрыгивал перед его креслом.

— Как можешь ты такое говорить! — закричал он. — Чего у меня такого нет? Я великий маг — все у меня есть! Даже джинн, что мне верно служит! Говори — в тот же миг все достану!

Глядя, как ярится горбатый хозяин пещер, Гаральд шепнул Мечиславу:

— Говорил я, что не доведет его до добра самонадеянность! Теперь он пропал, а мы вместе с ним… Нас-то за что?

Юноша ничего не ответил — он был согласен с рыцарем.

А Буян словно не ведал, какие тучи собираются над его головой. Сидел он и чуть ли не улыбался, а потом поклонился и заговорил певуче да вкрадчиво:

— Не сердись на нас, хозяин ласковый! Не со зла мы то, не по глупости. Только сам рассуди — есть ли у тебя такое диво?

Широко лежит море-Океан, море-Океан, всем морям мати.

Не доплыть до его конца, не достичь серединочки.

Как посреди того Океан-моря синего остров лежит,

остров лежит, где — неведомо.

Остров тот Буяном прозывается.

Как на том ли Буян дальнем острове стоит град,

не помню по имени.

В граде том чародей живет, как зовут его — знает он один.

Стережет он не злато-серебро, не каменья-то самоцветные —

пуще глаз своих охраняет он лишь один колодец заброшенный.

В том колодце воды лишь на донышке —

не вспоить водой той ни травочки,