Александр Прозоров - Золото мертвых
— Это Рохана, — любезно сообщил Юрий Семенович. — Причал, коли повезет, найдем бесплатный. Рыбаки не всегда на ночлег возвертаются, а коли кавалер Хабермас у себя в замке, то они нам еще и должны останутся за проявленное к ним снисхождение и почет. Вот коней здесь, думаю, нам не найти. Деревенька маленькая, рыбацкая. Господин епископ своим смердам лишней скотины ни за что не оставит.
— Какой епископ? — не понял Андрей.
— Забыл, где находишься, княже? Лифляндия это, Лифляндия. Здесь главнее епископа никого отродясь не бывало. Гапсальский замок эзельского епископа здесь стоит. И страна эта пока называется Эзельским епископством. Ладно, отсюда пешком недалече. Быстро дойдем. Надобно токмо четверых холопов прихватить, бо меньше не справятся. Ну, повозку найдем в замке.
Зверев спорить не стал: дядюшка, как он уже мог убедиться, просто так ничего не говорил и не делал.
Вскоре корабль приткнулся к короткому, на половину его корпуса, блестящему от налипшей чешуи, причалу. Однако места, чтобы сойти на берег нескольким пешим путникам, вполне хватило.
— Пойдем… — Не приближаясь к стоящей на возвышенности, за песчаными дюнами, деревне, Юрий Семенович направился к приметной сосне с разбитой молнией макушкой. — Вот, глянь. Сказывают, в старые времена местные жители ночью вешали тут фонарь. Многие моряки принимали его за маяк острова Эзель, правили левее и разбивались аккурат на месте нынешних причалов. Жители убивали тех, кто сопротивлялся, остальных продавали в рабство, а грузы, естественно, разграбляли. Но вот однажды ночью в эту сосну ударила молния. Несчастные дикари поняли, что боги гневаются на их кровавый промысел, и раскаялись.
— И потом местные жители стали ловить рыбу, жить честным трудом и молиться Богу, — закончил за князя Друцкого эту историю Зверев.
— Нет, потом пришли крестоносцы, вырезали всех жителей, а тех, кто ухитрился уцелеть, обратили из язычества в схизматичество, заставили пахать землю, ловить рыбу, содержать епископский замок и кормить епископа вместе со всей его челядью, — невозмутимо поправил Юрий Семенович. — Что до сосны, то она показывает, где удобнее выйти на дорогу к башне Хабермаса. Или к его замку? Или к башне?
Откуда у дядюшки столько сомнений, Андрей понял, когда увидел в полукилометре впереди это странное сооружение. В полусотне саженей от дороги, за мостом через речушку шириной с Окницу, стояла самая настоящая замковая башня: из крупных валунов, высотой с семиэтажный дом, с деревянными машикулями — боевыми балконами на высоте четвертого этажа для стрельбы вниз, под ноги, на случай, если атакующие прорвутся к стенам.
У башни не хватало одного: самого замка. Создавалось впечатление, что хозяин замахнулся на строительство монументальной твердыни. Но когда был построен угол замка — деньги кончились, и пришлось ограничиться тем, что уже есть.[36] Над зубцами башни развевался длинный стяг, дежурил караульный — и это наверняка означало, что хозяин находится дома.
— Генрих!
— Юрий!
Двери замка — или башни? — отворились задолго до того, как путники пересекли речушку, и навстречу князю Друцкому вышел с раскрытыми объятиями упитанный мужчина лет сорока в белых чулках, в длинном коричневом кафтане, подбитом горностаем — но с белоснежным и широким воротом «жабо», с бородкой, постриженной клинышком, и совершенно простоволосым. И к тому же — не бритым налысо.
— Генрих!
— Юрий!
— Генрих!
— Юрий!
Они наконец обнялись, и хозяин повел гостей за собой.
— Как это славно, князь, как славно! А я уж совсем опечалился, что этот замечательный ужин мне придется вкушать в одиночестве. И тут, словно кто под локоть меня толкнул: я выглядываю в окно — и кого я вижу!
— Ты увидел князя Андрея, владетеля имения Сакульского, мой друг. Совсем забыл тебе представить своего друга, княже, рыцаря Генриха фон Хабермаса, четвертого сына барона Ульриха Хабермаса, если не ошибаюсь.
— Мне очень приятно, князь, — остановившись на пороге, поклонился рыцарь и хлопнул в ладоши: — Торислав, прими слуг, накорми, уложи спать в теплом месте.
К кому обращался хозяин, Андрей не понял, поскольку рыцарь уже вел гостей наверх по длинной лестнице, огибающей башню изнутри. На первом этаже, судя по запаху, находились конюшни и хлев. На втором, наверное, — людская. Третий этаж они миновали, проходя вдоль запертых дверей, и только на четвертом оказались в просторной трапезной, украшенной единственным круглым столом в полторы сажени диаметром. Здесь ожидал своего конца целиком запеченный в лотке с капустой, яблоками и клюквой, весьма упитанный гусь. Даже по русским понятиям — блюдо на двоих. Как его собирался прикончить в одиночку господин кавалер, оставалось загадкой.
— Садись, князь Андрей, садись. — Хозяин торопливо поставил перед Зверевым кубок, наполнил его темным тягучим вином. — Вот, попробуй. Только вчера бочонок этого наслаждения мне доставили с берегов Рейна, от моего славного отца, дай Бог ему долгих лет жизни. Ты испей, ты насладись этим овеществленным солнцем!
Князь Сакульский кивнул, пригубил вино, оказавшееся терпким и густым, словно его кто-то выпаривал специально.
— Нет, княже, нет, — пресек хозяин попытку поставить кубок на стол и высказать мнение насчет напитка. — До конца! Ты ведь не станешь обижать моего отца?
В кубке было не меньше полулитра — но пришлось пить. Не зная здешних нравов, лучше не начинать знакомство с людьми со споров.
— Вот, — едва Андрей перевел дух, забулькал из другого кувшина фон Хабермас. — А это от моего брата, виноградники с верховьев Лабы.
Брата хозяина тоже пришлось уважить — но тут же оказалось, что старший брат тоже прислал родственнику подарок, и продолжения Зверев уже не помнил.
Проснулся он в пахнущей мятой и клевером постели, на набитом свежим сеном тюфяке. Пахом подал ему толстый шмат копченого мяса, принес напиться ледяной колодезной воды.
— Идем, княже, — с сочувствием предложил холоп. — Князь Юрий Семенович тебя уж третий раз кличет.
— Идем…
В трапезную пришлось спускаться вниз. Здесь, раздевшись до рубах и босоногие, с красными глазами, князь Друцкий и господин рыцарь трясли над столом высокий стаканчик, вырезанный из цельной белой кости. Наверное, из слоновьего бивня.
— Князь Андрей! — обрадовался фон Хабермас. — Давай, друг мой, выпьем за удачу! Ведь ты мой друг?
Второй раз Зверев проснулся уже на корабле. Ушкуй покачивался, с шумным плеском разбивая волны, — а может, это качало его хозяина, выпившего литров пять вина и заевшего это всего лишь кусочком мяса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});