Бродяга. Копьё Света - Айон91
— Иди, — выпроваживает меня Этиор, оставаясь подле Жрицы, словно преданный пес. А остальные, не считая Айона, последовавшего за мной, устроили осмотр прилегающих земель. Ильтирим же, остался подле Жрицы. Пообещал наблюдать за ней и дать знать, если она вздумает направиться следом.
Башня!
Та самая, почти уцелевшая, с возвышающимся флюгером, испускала эманации заблудшей души, переродившейся в дюра. На пару метров вокруг от каменной клади, я и Айон уловили барьер обнаружения, простой, доступный даже магам «С» ранга, говорящий хозяину башни о приближающихся гостях.
— Шэд, разреши мне первым пойти, — я только кивнул и пропустил шаншэ вперед.
А сам, усилив барьер и дополнив его защитой от обнаружения, приоткрыл печать на узоре сущности и освободил истинный пепельный вид. Лишь силу льда и мороза держал в узде, нечего лишний раз пугать и так страдающую душу. Знать кто я на самом деле здешнему обитателю не обязательно. Достаточно понять, что я собрат, пусть и старше по рангу.
— Значит, это ты, та самая потусторонняя тень, что забрела на мои земли перед рассветом? — слышу вопрос к Айону, заданный девичьим голосом. Никакого эмоционального окраса, серость и пустота, безнадега и обреченность. Она давно смирилась с одиночеством и сущностью. Приняла как данное.
— Я, миледи, — ответил на ее вопрос шаншэ, подходя и протягивая руку для приветственного касания к ее тыльной стороне ладони, — хотел бы скрасить ваше одиночество, но не в силах. Как и отпустить вас к предкам, — на эти слова дюра отвернула от него взгляд, а на предложенную руку никак не отреагировала. Как сидела у окна башни, смотря вдаль, так и сидела.
Оперевшись спиной о холодный камень, не дыша и не моргая, отдалась на волю порывов ветра, трепавших ее длинные, белоснежные локоны и длинный, широкий подол платья. Как и говорил, тоска и безнадега. Не единого просвета на надежду и избавления от бремени бессмертия.
— А вы, господин, так и будете стоять в дверях и смотреть со стороны? — вопрос адресован мне, но в отличие от Айона я не удостоился ее взгляда. — Или соизволите пройти и сказать пару слов? — я только улыбнулся уголками губ и вступил в комнату, представ перед заточенной в башне принцессой во всей своей дюровой сущности. Айон не сдержался и склонил-таки голову в легком поклоне, а девушка оторвала взгляд от лесной дали и посмотрела на меня.
— Приветствую, майнэ!
— Шадар! Это ты!
Этими словами дева ввела меня в мимолетный ступор, но из него я вышел сразу же, как только увидел на ее груди подвеску. Особенную, созданную из чешуи Королевы-кобры и моей крови. Создал я этот защитный амулет достаточно давно. Лет пятьдесят назад. А подарил его в знак защиты и покровительства одной конкретной леди, дед которой был мне не просто подчиненным, а другом, готовым отдать жизнь.
— Милисента! — её я никак не ожидал здесь увидеть. Да ещё и в таком облике…
30 глава «Дюр печали»
Шадар
Последний раз, когда я видел девушку, чьи волосы были цвета меда, а глаза оттенка свежей травы, чье сердце переполняло счастье, а душа летала в облаках без крыльев, было недавно. От силы лет пять назад. Милисента была невестой достойного юноши, служившего на королевство Эния, носившего с гордостью и честью изумрудно-серебряный мундир личной гвардии. И пусть у Ридгара почти ничего за душой не было, только маленький домик на три комнаты подле королевского поместья, да пара резвых лошадей, отец Мили благословил и отдал дочь за рыцаря. Согласился и с тем, что Мили переедет в Энию. Но она здесь, в разрушенном замке рода Атар.
— Как ты здесь оказалась? И что с Ридгаром?
Услышав имя любимого, Мили не сдержала слез и тоски. Залилась слезами, уткнувшись мне в грудь, не в силах ответить и обо всем рассказать. Рука моя опустилась на ее волосы, потерявшие былой блеск и шелковистость, унимала дрожащие плечи и успокаивала всхлипы. И когда девушка выплеснула накопившуюся боль и горе, рассказала что с ней и Ридгаром, а также отцом приключилось. И как она стала дюром печали.
— Зависть, Шадар, человеческая зависть, — сказала она, стирая со щеки все еще текущую слезинку. — В ней все дело, — и улыбнувшись печальной улыбкой, вернулась к окну, смотреть в даль, на поднимающееся к зениту солнце. — Мы с Ридо не знали печали и горя. Жили душа в душу, — и тут кривая улыбка и усмешка, — но ровно до тех пор, пока старший рыцарь гвардии не подал в отставку и не ушел на пенсию.
Мне уже не нравилось то, к чему шло. Так как я догадывался о том, что произошло с Ридгаром и Милисентой дальше. Ведь старо как мир придание…
— … возжелай жену подчиненного своего, — о чем я, собственно, и догадался, когда речь зашла о подавшем в отставку рыцаре. — Сир Матеус пришел к нам в гости, как сказал, познакомиться с подчиненным ближе, узнать его с семейной стороны. Мы с Ридом устроили скромный прием, я и моя повариха приготовили ужин. Посидели душевно, у камина, с бокалом вина в руке. Поговорили, посмеялись. — Тут Мили даже рассмеялась, но со слезами в глазах и дрожью в голосе, — после этого он еще несколько раз приходил в гости, привечал нас у себя. Мы с Ридом считали его другом, а он… — … неожиданно пришел без предупреждения, когда Ридгара не было дома, — уточнил, а Айон за нее закончил:
— К тебе, — и она снова заплакала.
Что с ней было, точнее, что себе позволил сир Матеус, было ясно, как день. Такого позора воспитанная леди не выдержит. Стражам порядка не расскажет, а вот от мужа не скроет. Да и бесполезно скрывать, как и без толку рассказывать. Кто она и кто он? Она — жена простого служки-гвардейца, пришлая из соседнего королевства, а он — начальник королевской гвардии, с почестями и наградами, со связями и покровителями.
— И что Рид?
— Вызвал сира Матеуса на дуэль. Во имя порушенной чести и втоптанной в грязь дружбы. — Слова достойного человека, рыцаря и мужа. Жаль, что Рид встретил свой конец. Уверен, мы бы с ним сошлись по многим взглядам.
— А почему на этих самых руинах? —
