Город на границе Снов (СИ) - Марк Геннадьевич Кузьмин
— Ясно. Благодарю за ответы, — записал я показания. — Удачного вечера!
— Ага, пакеда.
Двоих уже опросили. Хочется пойти наверх и наведаться к этому Семену, но лучше оставлю его напоследок, поговорю с теми, кто под Эммой живет.
Спустившись, я повторил процедуру.
Дверь мне открыл пожилой мужчина, на вид лет семидесяти, весь седой и одетый в клетчатую рубашку. Он окинул меня подозрительным взглядом и крепче сжал свою трость. Понимаю его настороженность.
— Мы ничего не покупаем, — сказал мне старик.
— Социальная Служба, сэр, — вновь показываю удостоверение. — Я хочу поговорить о вашей соседке сверху — мисс Браун — и ее матери. Уделите мне минутку времени.
— Ладно, — покачал он головой.
— Как вас зовут? Как давно вы тут живете?
— Золтан Форкас, я из Венгрии. Живу тут уже три года. Сын купил нам с женой квартиру, а сам работает где-то в Деловом районе.
— Вы знакомы с мисс Браун?
— Нет. Я редко покидаю дом, с ней не виделся. От нее много шума и неприятного запаха. Я однажды пытался с ней поговорить, но она мне так и не открыла. До прошлого года я даже и не знал, что там кто-то живет. Только по шуму и запаху определил.
И снова это…
Очень странно.
— Благодарю за ответы, сэр. Извините, что побеспокоил вас.
— Удачи.
Записав и эти данные я, наконец-то, двинулся на верхний этаж, чтобы поговорить с упомянутым Семеном. Соседи у Эммы относительно новые. Все переехали сюда не так давно и никогда с ней не виделись, а общались только через дверь. Да и само ее существование заметили только с прошлого года, когда начались неприятности.
Странно. Очень странно.
Добравшись до нужной квартиры, я позвонил в дверь. Пришлось довольно долго ждать, пока мне открыли. Послышался громкий топот и отборный русский мат, а затем на пороге показался крупный толстоватый мужичок, лет пятидесяти на вид, с лысиной на голове, пышными седыми усами и очень сердитым взглядом.
— Чего надо?! — грубо заговорил он, и от него сильно повеяло пивом.
— Социальная Служба, я хочу поговорить о вашей соседке снизу — мисс Браун, — сказал я.
— Хо, неужели эта чокнутая хоть что-то сделала, даже лунатиков вызвала, — фыркнул он. — Вот что я тебе скажу, пацан. Эта больная достала меня, и если она посмеет мне угрожать…
— Полегче, сэр, это может сойти за угрозу, — прищурился я.
— Заткнись, сопляк, а то я и тебя… — он схватил меня за воротник, что развязало мне руки.
Перехватываю его кисть и делаю залом, от чего мужик падает на пол и уже не может двинуться.
— Агх! Сука! Урод! Убью! — кричит он.
— Заткнись, — прорычал я. — Угрожать женщинам ты мастак.
— Да пошел ты и эта больная идиотка! — злился Семен. — Бесит меня эта сука, что сама себя гробит!
— Что ты имеешь в виду? — не понял я. — Отвечай!
— Ладно, — сдался он. — Отпусти!
Руку я его отпустил и дал подняться, но если что — готов был снова уложить мужика мордой в пол.
Семен встал и погладил кисть, затем смерил меня злобным взглядом, но нападать не стал.
— Я знал ее отца, — начал он. — Мы вместе работали. Боб был хорошим мужиком. Умный, работящий, семью любил и налево никогда не смотрел. Мы не были друзьями, но иногда всей бригадой смотрели в баре футбол и болтали под пивко. Мужик он был старательный, умный, и повышение заслужено получил, мы с парнями все его поздравляли. Врагов и недоброжелателей не имел и был душой компании… Жена красавица и дочка милая, повезло ему, — Семен тяжело вздохнул. — А затем произошел тот несчастный случай.
— Вы знаете, что случилось?
— Видел, — кивнул он. — Трос порвался, и на него упали трубы. Он успел оттолкнуть нашего прораба, но сам… в больнице скончался.
— Как отреагировала его семья?
— Сьюзен впала в депрессию, осунулась и долго горевала. Мы старались ее поддерживать и помогать. А затем она сама слегла с инсультом. После больницы ей прописали домашнее лечение, и Эмма стала приглядывать за матерью. Как я слышал, врач сказал, что она должна быстро поправиться, но вот уже четвертый год в таком состоянии. Эмма все это время заботится о ней и сама загнивает в доме.
Он некоторое время молчал и вздыхал.
— Мы пытались ей помогать. Думали с мужиками денег собрать ей, чтобы мать в больницу положила или хоть сиделку наняла, но Эмма отказывалась, вскоре стала затворницей и сама перестала покидать квартиру. Мы волновались и приходили проведать, но она не открывала дверь. Поначалу отвечала хотя бы, но потом совсем затихла, — он покачал головой. — У нее же больше никого нет! Если ей самой плохо станет, то уже никто не поможет, а она еще и от людей огородилась!
— Что началось в прошлом году?
— Не знаю. До этого от них неприятностей почти не было, а затем начались ночные крики, часто был запах, но не в таких количествах, и это стало уже невыносимо. Я, поначалу, приходил и пытался помочь, но она не отвечала и это раздражало, а после того, как и полиция и ваши службы ничего не сделали, мы совсем на нее обозлились. Некоторые съехали отсюда, а мне некуда переезжать.
— Погодите, из нашей службы тут кто-то был?
— Да. Я видал вашего представителя, где-то месяцев девять назад, — пытался он вспомнить. — Приходил, что-то посмотрел и ушел, сказав, что все нормально.
А вот это стоит проверить!
— За последний год вы видели ее?
— Да я ее уже четыре года не видел, — сказал Семен. — Она, как матери плохо стало, вообще из дома не выходила.
— То есть… она все это время там сидит?
Теперь ясно, чего она так плохо выглядит.
Четыре года вообще не покидать квартиру — это просто какой-то пиздец!
— Ясно. Спасибо за ответы.
— Я… это… заплачу за ремонт двери, — сказал мужик, а после закрыл дверь.
Почему-то после этого разговора мне стало как-то не по себе. Не скажу, что этот тип мне нравится — скорее, он дико отталкивающий, но… странно, особой ненависти к нему я больше не испытываю.
После этого я решил опросить еще нескольких соседей, но ничего особо важного или нового от них не услышал. Все то же самое, и отвечали практически один в один.
Вернувшись в квартиру, я подошел к напарнику и отдал ему блокнот. В это время Эмма готовила очередную молочную смесь для матери, а Эрик развешивал по комнате амулеты.
— Что узнал?
— Если вкратце,
