Рождённая Небом. Три сестры (СИ) - Лайт Элеонора

Но обратно Ауле не удалось вернуться никем не замеченной. Миновав центральные улицы, она свернула в узкие улочки и переулки между дворами и, проходя по ним мимо нескольких таверен и ключно-замочной мастерской, заметила чью-то тень, мелькнувшую в свете фонарей. Кто-то, нечёсаный, неопрятный и не совсем трезвый, вынырнул из ближайшей подворотни, преградил девушке дорогу и схватил её за руки, заломив их за спину.

— Она здесь! — заорал он, грубо преодолевая сопротивление отбивающейся жертвы и не обращая внимания на её крики. — Я поймал её!

В ту же минуту подоспел второй, в котором Аула узнала наглого пахаря по имени Дино, который восседал в доме старейшин, решая вместе с ними судьбу капитана Вероиса. Продолжая отбиваться собирая при этом воедино силу своего духа, она ухитрилась вывернуться из лап схватившего её выпивохи, однако тут же оказалась в более крепких объятиях его приятеля.

— Попалась, деточка! — сказал он победным тоном и потащил её в подворотню, грубо прижимая к себе и насильно целуя в губы. — Теперь ты узнаешь, что по сравнению со мной твой лощёный столичный олух?..

— Да будь ты проклят Богами, Дино Вильга! — прокричала Аула прямо ему в лицо и, укусив за нижнюю губу, принялась вырываться и молотить его маленькими кулаками в пропахшую зловонным потом волосатую грудь. — Отпусти меня, чудовище! Помогите, кто-нибудь!

— Никто тебе тут не поможет! — отплёвываясь, пророкотал Дино. — Ты будешь моей, и если не по жизни, то хотя бы в сегодняшнюю ночь! Держи её, Кердо, а то она извивается как червяк и кусается, как самка дикого монхора!

Аула не решалась собрать и направить на них свою скрытую силу из страха быть опознанной в случившемся на озере и публично обвинённой в колдовстве, однако всё же что-то начало подниматься в ней само собой, весь страх словно испарился, а губы твёрдо и уверенно произнесли слово, слышанное ею всего однажды: "Ассафирас!" И затем, несколько мгновений спустя, ещё одно: "Ассалем!"

То, что произошло вслед за этим, показалось ей странным не менее, чем то, что ей удалось натворить на злополучном озере. После того как из её уст вылетело первое слово-заклинание, оба насильника, не успев сделать своё грязное дело, отпрянули от неё назад, как ужаленные, и оказались сидящими в большой грязной луже. После произнесения же второго заклинания ей оставалось только бросить в них чем-то похожим на облако, что явственно ощущалось в её руках и фосфоресцировало в темноте, а её саму словно охватил вихрь. Однако она не решалась запустить этим в Дино и его собутыльника, боясь, что это может обернуться для неё большими неприятностями. Вместо этого она припустила вдоль по узкой улице, оставив их валяться в грязи.

— Стой, мерзкая колдунья! — внезапно закричал Дино, вскочил и погнался за ней.

— Давай лучше я её поймаю! — вопил припустивший за ним Кердо.

— Провались в Тьму, Кердо, сначала она будет моей!

И, нагнав девушку, Дино Вильга вновь поволок её в темноту. Однако и на этот раз им не удалось довершить начатое дело: некто третий, выше ростом, с длинными распущенными волосами и сверкающими глазами, явно сильнее их обоих, преградил им путь. Аула зажмурилась и завизжала от страха, поскольку для того, чтобы собрать силы для нового отпора, ей нужно было некоторое время, и она не была уверена, что даже применив её, сладила бы с троими дюжими парнями. Однако подоспевший верзила не стал её домогаться, а вместо этого несколькими мощными ударами и пинками раскидал подвыпивших кабачников, отбив несколько их атак, пока те, обессилевшие и изрядно помятые, не побрели прочь, прихрамывая и извергая такие грязные ругательства, что даже звёзды на небе, казалось, должны были покраснеть от стыда. После чего, управившись с этим нехитрым делом, он поднял с мокрой земли плачущую девушку и, утешая, привлёк к себе.

— Эстор ами… всё уже хорошо, пойдём домой.

Аула высвободилась и посмотрела в глаза своего спасителя.

— Дэбо, как ты тут оказался?

Действительно, в свете фонарей она сумела распознать в этом человеке дзингианина, который уже много лет служил в их селении возничим.

— Ходил в мастерскую починить замок от своей хибары, — ответил тот по-амантийски, но со своим акцентом, к которому, впрочем, уже все здесь привыкли. — Когда выходил обратно, услышал крики и заглянул посмотреть, что здесь происходит.

— Мне так стыдно, — пробормотала Аула. — Я не должна была уходить одна на целый день и потом возвращаться так поздно через эти переулки. Если бы тебя здесь не оказалось… о, Дэбо, меня будут ругать!

— Не волнуйся, никто не будет тебя ругать. Пойдём домой. Но больше никогда не ходи по вечерам одна.

С этими словами он взял Аулу за руку и повёл не узкими, грязными улочками и закоулками, а другой дорогой, которая была шире и проходила мимо здания управления, разъездного двора и уже закрывшихся торговых лавок. Аула нарочно не пошла сама этой дорогой, намереваясь добраться до дома незамеченной, однако возничему, несмотря на его физическую силу, бесстрашие и уверенность, не хотелось оказаться под угрозой нападения исподтишка какого-нибудь пьянчуги, деревенского разбойника или стаи голодных кинов. При всём этом его, в отличие от неё, мало смущали подозрительные взгляды ещё остававшихся на улицах людей, в том числе пожилых женщин, для которых самым любимым поводом для сплетен была трогательная картина — здоровенный и моложавый на вид холостяк Дэбо, провожающий до дома очередную девушку, добрая душа, находившая себе удовольствие исключительно в том, чтобы быть кому-нибудь полезной.

Глава девятнадцатая

Огромные, низкие, свинцово-серые тучи закрывали небосвод, оставляя лишь небольшие просветы, в которые заглядывал скудный вечерний свет. Длинные ветвистые молнии, голубые, фиолетовые и белые, то и дело полосовали небо, ударяя то в высокие крыши городских зданий, то в вершины холмов, скал на суровом северо-западном побережье и утёсов, в подножия которых то и дело ударялись высокие, пенистые морские волны. Иногда грозные небесные стрелы попадали в деревья или кусты, отчего те загорались или вовсе с громким треском разлетались на куски. Оглушительный гром наводил ужас на всё живое и заставлял прятаться в надёжные укрытия.

Большая иссиня-чёрная птица (очевидно, это был ворон), с недовольным карканьем снялась с высокой башни одного из величественных арохенских зданий и, несмотря на косой ливень, направилась дальше на запад. Временами пернатый путешественник останавливался, чтобы немного отдохнуть, однако дождь, не перестававший лить ни на мгновение, не давал покоя. И тогда ворон летел дальше, уже над беснующимся морем, подгоняемый свистом ветра, громовыми раскатами и беспрестанными вспышками молний.

Нужно сказать, что гроза на востоке, над огромным куском суши, была не такой сильной и наверняка уже сходила на нет, поскольку громадная чёрно-серая туча, подгоняемая штормовым ветром, быстро двигалась на северо-запад. Однако здесь, на северо-западном побережье и над океаном, она дала о себе знать во всю свою мощь, которую с древности одни люди считали гневом Богов или Природы, а другие — милостью, поскольку именно после таких сильных гроз с обильными дождями обычно бывали обильные урожаи и расцвет всего живого. Но, с другой стороны, все люди, животные и прочие существа до смерти боялись шторма, грома и молний и прятались, кроме, пожалуй, одного слишком смелого пернатого создания, которому вздумалось лететь сквозь такую грозу далеко на запад из того самого места, где находился величественный город людей под названием Арохен.

Наконец, измученная грозой и ливнем птица, миновав множество скалистых островов и утёсов, не дававших нужного приюта, принялась описывать круги над юго-западным побережьем огромного острова. Горные хребты и долины были едва видны за стеной дождя, однако пернатый странник безошибочно определил пятно человеческого города и огромного дневнего замка. Сделав последний рывок, он направился туда и, снижаясь над замком, едва не попал под удар громадной голубовато-фиолетовой вспышки. Наконец, злосчастный ворон с громким криком, заглушаемым раскатами грома, влетел в узкий чёрный проём ничем не защищённого окна в одной из башен, спустился, описывая спирали, в самый низ, в тронный зал, и бессильно упал на ковёр у самых ног королевы Ардаманта, обратившись облачённым в поблёскивающую чешуйчатую броню принцем Мораном.