Стигма ворона (СИ) - Горина Юлия Николаевна

И тут он все понял.

Каждая деталь встала на свое место. И охота стигматиков на дингира, и фраза орла о том, как он изобьет Эша до полусмерти и отнесет своему господину.

И слова самого удильщика, которые он в заносчивой запальчивости обронил только что.

«Я не в восторге от своего противника, потому что мне нужен носитель боевого духа», — сказал он.

И это был последний кусочек мозаики.

— А ты ведь сам толком ничего не можешь, так ведь? — спросил Эш, чувствуя, как губы исподволь растягиваются в злорадную усмешку. — Ты — как птенец. Умеешь только клюв широко разевать, сам поймать добычу не в состоянии. Если, конечно, она не в колыбели лежит.

— Бейте его!.. — закричал карлик, пятясь назад. — Чего вы ждете?!

Цапля с ежом, выхватив свои ножи, нерешительно направились к Эшу.

Но против двух обычных людей ему даже оружие было ни к чему. Выпустив черные когти на обеих руках, молодой ворон ринулся на противников.

Подскочив к жирному ежу, Эш вонзил ему в пузо всю клешню и разорвал необъятную утробу до самой грудины. Из раны на мостовую хлынула кровь. Толстяк нелепо всплеснул руками, будто пытался уплыть по воздуху от своей смерти, и тут же плюхнулся в лужу собственной крови.

Цапля отскочил от Эша в сторону, перемахнул через разрубленный прилавок и рванулся прочь — туда, где с обнаженными мечами в руках застыли Дарий и крыса.

Шеда дернулась было вперед, чтобы преградить беглецу дорогу, но тут же ойкнула, прикрыла руками грудь, и принялась возиться с застежкой.

Эш не стал тратить время на поимку цапли.

Он бросился к самому дингиру.

Тот с неожиданной прытью отскочил далеко назад — шагов на двадцать, не меньше. И по пути расслоился на четыре свои копии. Все четверо дингиров бросились врассыпную, оставляя за собой на булыжниках влажные следы.

Одна копия, неловко переваливаясь с ноги на ногу, побежала под торговыми рядами, пригнув голову. Вторая метнулась мимо удивленного Дария к крысе. А третья и четвертая спешили к открытым воротам.

Эш усмехнулся.

Чутье ворона визуальными эффектами не обманешь, ведь миражи не обладают эмоциями. Из всех четверых чувства испытывал лишь один дингир — тот, что прятался под прилавками.

Молодой ворон помчал следом за своей добычей, перепрыгивая через деревянные конструкции.

А карлик прибавил ходу и целенаправленно взял чуть правее, ближе к мясным и рыбным рядам.

Эш ловко в очередной раз перескочил через груду порченного добра, недоумевая, куда так спешит удильщик.

«Не дай ему погрузиться в естественную среду, — быстро шепнул ему ворон. — Это все слегка усложнит»…

И в то время, пока дух говорил ему все это, карлик проворно забрался в бочку с живой рыбой.

— А пораньше не мог сказать?.. — ругнулся Эш.

Удильщик, высунув глянцевую коричневую голову из бочки, вдруг плюнул в сторону своего противника.

Наступив на бегу в мокрый след, оставленный удильщиком, Эш охнул — подошва его сапога от соприкосновения с жидкостью на мостовой зашипела и продырявилась. Стопу обожгло, будто на нее кипятком плеснули.

А от бочки с удильщиком во все стороны пополз сизый туман.

— Вот паскуда!.. — вырвалось у парня.

Схватив с разделочной доски мясника топор, Эш вложил в него столько силы, сколько успел за пару секунд, и швырнул в бочку.

Та с треском раскололась, вода вместе с живой камсой выплеснулась на мостовую. Сверкая чешуей, рыба забилась на булыжниках, а карлик снова бросился наутек, виляя из стороны в сторону.

И тут удильщику под ноги попал скользкий рыбий хвост. Каблук звонко чиркнул по булыжнику железным подбоем, и дингир, пытаясь удержаться на ногах, ухватился за изрубленную мечом деревянную решетчатую стойку для выделанных шкур.

Та покачнулась, заскрипела от неожиданной тяжести, жалобно хрустнула и развалилась.

Карлик упал, а сверху на него рухнула двухметровая стойка.

Дингир тоненько, пронзительно вскрикнул — и в этот самый момент Эш уже настиг его.

Поставив ногу на деревянную решетку, он слегка надавил на нее, не без удовольствия расплющивая стойкой загнавшего себя в ловушку врага.

— Вот и на твою задницу невод нашелся. Да, удильщик? — сказал он, наклоняясь к дингиру.

Тот забился под решеткой, как если бы и правда был выброшенной на берег рыбой.

— Не надо… Не надо, пожалуйста!.. — шумно дыша, совсем в другом тоне заговорил вдруг карлик. — Пожалуйста! Ну какой я тебе противник, а?.. Ну посмотри же на меня и на себя. Чем это будет отличаться от убийства беспомощной женщины, а?..

— Вот ты как запел… — проговорил Эш, с прищуром вглядываясь в дингира.

— Послушай, ну не я же выбирал себе эту судьбу! — воскликнул карлик, пытаясь сдвинуть лицо таким образом, чтобы перекладина не раздавливала нос. — Я не виноват, так вышло!.. Пожалей, ну пожалуйста!..

Но Эш вовсе не собирался его жалеть.

Он убрал ногу и схватился за решетку руками, чтобы отбросить стойку в сторону.

И в этот миг лицо карлика преобразилось. Оно стало темным и блестящим, как тело самой рыбы-удильщика, челюсти выдвинулись вперед и разомкнулись, вгрызаясь в дерево вытянувшимися из десен очень длинными и острыми зубами. Эш едва успел одернуть руку.

— Вот падаль… — выругался он.

Ногой отшвырнув решетку в сторону, молодой ворон схватил карлика за волосы на макушке и чуть приподнял. Удильщик взвыл, впустую залязгал зубами, пытаясь дотянуться до обидчика.

Эш, сморщившись от отвращения, медленно погрузил в коричневый, покрытый слизью лоб черные когти. Его добыча осипла от крика, уродливая пасть исчезла.

— Не надо! Не надо!!! — истошно кричал карлик.

— Думаю, Верра говорила тебе то же самое, — сказал парень, вгоняя когти еще глубже.

«Прими…» — сдавленным шепотом проговорил побежденный дух. «Прими меня…»

— Да ну тебя нахрен, — содрогнулся Эш.

И тут он услышал шепот ворона.

«Он — мой! Прими и отдай его мне!..»

Эш вздохнул.

— Ладно. Принимаю…

И он рывком содрал с карлика лицо.

Холодное, липкое ощущение коснулось руки юноши, как если бы огромный невидимый слизень начал взбираться по его предплечью. Холодок поднялся до плеча, скользнул по груди и, добравшись до подбородка, застрял тошнотворным комком в гортани.

На мгновение мысленным взором Эш увидел логово древнего ворона.

Зловещее древо шумно выгибало свои живые ветви.

У корней древа лежала огромная черная туша. Она дергала хвостом и лязгала зубами. А ворон, укутанный в старый изорванный плащ, низко склонился над ним и взмахом когтей вырвал часть живой плоти. И швырнул ее дереву.

Десятки жадных рук принялись разрывать подарок на части, а древо начало наполняться серебристым свечением.

Ворон, многозначительно кивнув Эшу, принялся отрезать новый кусок от еще живой рыбы…

Парень встрепенулся, отгоняя внезапное наваждение.

И увидел, что свет солнца стал ядовито-зеленым. Его сияние ослепило Эша. Болезненное жжение материнской стигмы достигло своего апогея. Оно пронзало насквозь, точно древо на груди вонзило живые корни ему в плоть, прорастая сквозь молодого дингира, вырвавшего свою первую победу. Стиснув челюсти, он с трудом сдерживал рвущийся из груди крик. Перед глазами все поплыло. Очертания выстроенных вокруг площади стражников, Шеда с Дарием, разгромленный рынок — все слилось в размытые темные пятна на ослепительном зеленом фоне.

И только три фигуры он видел сейчас отчетливо.

И это были не стигматики, и не поверженный дингир.

Это были женщины, похожие одна на другую, как родные сестры.

С необычайной четкостью Эш видел их одинаковые черные платья, на груди у каждой поблескивал большой кулон, волосы с проседью свисали клочьями у висков и шевелились на ветру.

— Какой славный мальчик, — услышал Эш зловещий шепот. — Осталось только, чтобы он вспомнил.

— Сны уже ведут его к началу пути, — ответил шепоту приглушенный женский голос. — Время близится…