Джулия Смит - Король-колдун

В отсутствие архиепископа мышцы Дарэка слегка расслабились. Вздохнув, он пальцем показал на узел с корбаловым ожерельем в своей руке.

— Что касается Дагары, то слава Богу, что оно было взято из хранилища без ее ведома. Всем известно, что наша мачеха недолюбливает тебя, — заметил Дарэк, — но она никогда не желала твоей смерти.

— Да, в нашем семействе лишь один человек хотел этого.

Атайя тут же прикусила язык, осознав, что времена привычного обмена колкостями с братом уже миновали — хотя как долго это продлится? Само по себе заявление принцессы было справедливо, но Атайе отчаянно захотелось, чтобы она никогда не произносила этих слов. Однако Дарэка слова сестры не разозлили, напротив, казалось, они ранили его.

— Тем не менее, — продолжил король, неловко прочищая горло, — я как-нибудь расскажу Дагаре об этом ожерелье — притворюсь, что забыл, что оно принадлежит ей, и пообещаю наказать владельца, если когда-нибудь выясню, кто он…

Атайя закрыла глаза, едва ли в состоянии слушать то, что говорит ее брат. Слова казались бессмысленным гулом, и неожиданно принцесса поняла, что ей стоит огромного труда держаться прямо.

— Атайя? — позвал Дарэк, подхватив ее под локоть. — Ты больна?

У нее не было сил для ответа. Несколько минут назад принцесса была опьянена головокружительным потоком силы, которую корбал давал ей, сейчас она ощущала себя так, словно жизнь вытекала из нее капля за каплей, оставляя ненужную шелуху, которую легкий ветерок мог развеять в мельчайшую пыль. Атайя крепче прижалась к столбику кровати, пытаясь противостоять очередному приступу тошноты, затем комната закружилась у нее перед глазами.

— Держите меня… — произнесла принцесса, задыхаясь, за мгновение до того, как пол комнаты опасно приблизился.

Атайя проснулась через несколько часов, обнаружив, что спала на мягкой перине, укутанная пуховым стеганым одеялом. Мастер Хедрик пристроился на деревянной табуретке рядом с кроватью, а Джейрен спал подле нее, тело его излучало болезненное тепло, вызванное лихорадкой от воздействия кахнила. Кислый привкус во рту доказывал, что прошлой ночью она была больна, но сейчас принцесса чувствовала себя достаточно бодро — не намного хуже, чем наутро после слишком большого количества кружек посредственного эля. Мэйзон и Дарэк тоже находились здесь, слоняясь по комнате, словно озабоченные будущие папаши. Атайя бросила осторожный взгляд в угол — к ее облегчению, стражники Дарэка уже избавились от тела убийцы.

— Как он? — спросила принцесса.

Голос ее звучал еще нетвердо, она потянулась, чтобы убрать потную прядь волос со лба Джейрена.

— Все в порядке, — заверил Атайю Хедрик. — Он выпил почти весь чай, который принесла Дриана, и сейчас ему просто нужно выспаться.

Почти уверенная, что на этот раз ее голова не начнет снова кружиться, словно вращающееся колесо, Атайя откинула покрывало и перекинула ноги через край кровати. Дарэк недовольно нахмурился, но его взгляд выражал скорее озабоченность ее здоровьем, чем упрек.

— Тебе не следует так рано подниматься с постели.

— Но мне нужно.

— Но ты еще…

— Дарэк.

Атайя бросила многозначительный взгляд в сторону ночного горшка в углу, после чего его величество покраснел и извинился.

Несколько минут спустя Атайя сунула ноги в тапки из оленьей кожи и поплелась в соседнюю комнату, чтобы присоединиться к остальным. Дриана приготовила еще один горячий чайник и поднос с овсяными лепешками. Прежде чем свернуться в удобном кресле рядом с тлеющим очагом, Атайя взяла одну лепешку и намазала ее медом.

— Думаю, все вы хотите узнать, что же произошло, — сухо сказала принцесса, заметив выжидающее выражение на лицах, обращенных к ней.

— Джейрен… рассказал нам о том, что видел, — осторожно произнес Мэйзон, словно не был уверен, что то, о чем поведал Джейрен, не является галлюцинацией, вызванной воздействием кахнила. — Похоже, корбал содержит в себе не только один вид силы.

Мэйзон и Хедрик, жаждущие услышать подробности, подались вперед, в глазах зажегся голодный огонек, выдающий истинных ученых, готовых на все ради обретения новых знаний. Они наблюдали за Атайей с таким выражением, с каким парочка бродячих котов следит за куском рыбы, покачивающимся в руке торговца. Напротив, лицо Дарэка выражало заметную озабоченность — и не без причины. Ночные события имели для него совершенно другие последствия. Без корбаловых кристаллов король утрачивал оружие против Атайи, если, конечно, она не докажет свою верность заключенному союзу, в которой поклялась. А если принцесса может не только противостоять этому оружию, но и способна повернуть его против короля…

Атайя налила себе небольшую чашку чая.

— Говоря кратко, я обнаружила, что корбал не просто блокирует наши заклинания, он направляет их силу, заключает ее в каналы. — И принцесса начала свой рассказ обо всем, что смогла запомнить: о смертельном страхе, благодаря которому ей удалось сфокусировать свою силу, о голосах кристаллов, о внезапном молчании, встретившем ее в самом сердце корбала, о том мимолетном, но пугающем впечатлении, которое произвели на нее похожие на вены тоннели, в которые никто до нее не проникал. — У них есть тропы и источник силы, так же, как и у нас, и кроме того, особый вид магии, заставляющий нас чувствовать несуществующую боль. Словно они… живые.

— По крайней мере когда находятся на свету, — сказал Мэйзон, с рассеянным видом уставившись в огонь. — Именно свет пробуждает силу корбалов, точно так же, как сама жизнь вызывает пробуждение наших магических сил. Однако они не обладают жизнью, подобной нашей. Ты сама говорила, что источник силы корбала не похож на источник, находящийся внутри нас, — он представляет собой не нагромождение звуков и образов, а место, где царит полное спокойствие. Рассуждая логически, камень просто не может обладать «мыслями» и «чувствами», ему нечего хранить в самом центре своей силы.

Слова Мэйзона вызвали в памяти Атайи ее столкновение с источником собственной силы. Она прикоснулась к нему в ту ночь, когда Родри похитил ее силу, и принцессе пришлось искать способ вернуть ее. То был незабываемый опыт. Стоя над ослепительной бездной света, составляющей самую суть ее существования, Атайя ощущала, как сама жизнь проходит перед ней, словно многоцветная и гудящая панорама. Все, что случилось, и все, что могло случиться в будущем, проплывало перед принцессой в нескончаемом нагромождении событий, кружась слишком быстро, чтобы Атайя могла отделить одно событие от другого.