Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — гроссфюрст

— Двадцать четыре, — ответил он с достоинством.

— Господи, — сказал я с ужасом, — это же вечность! В общем, я лишь восстановил законность, ничего нового вводить не собираюсь, это не мое королевство, тут со своими владениями не знаю что делать… Я скоро вернусь в Савуази, как бы там не, понимаете?

Он вздохнул.

— Еще бы. Отчаянный вы человек, ваша светлость.

— Меня несет, — признался я, — а так вообще-то я ботаник, то есть книжник и червячок такой смирный. Сидел бы в норке, но когда вот так…

Он взглянул с удивлением, слабая улыбка тронула губы.

— Правда? А с виду не скажешь.

— Внешность обманчива, — сказал я, — в моем случае это на пользу, я и стараюсь выглядеть страшнее, чтоб уважали. Но это мало помогает, когда нужно везде успеть и везде подставить плечи под падающую кровлю.

Он чуть наклонил голову.

— Вы правы, но надо будет издать пару декретов, чтобы успокоить народ…

— Издайте, — предложил я. — Или хотя бы подготовьте вчерне, а я подтвердю.

Он покачал головой.

— Такие декреты надо подкреплять большой королевской печатью.

— А где она?

— У личного секретаря короля Фальстронга, — произнес он с непроницаемым лицом.

— У Клифтона Джонса?

— Да, ваша светлость.

Я спросило нетерпеливо:

— Где он? Я его видел мельком при взятии дворца, а потом он исчез. Нет ни среди живых, ни среди трупов.

Он ответил ровным голосом, но я уловил гордость за секретаря Фальстронга:

— Когда произошел переворот и король был убит, сэр Клифтон поспешно захватил печати и все важные бумаги и успел унести их из дворца…

— Ого, — сказал я с удовлетворением. — То-то послание принца Эразма не было скреплено большой королевской… И где сейчас Клифтон?

Он посмотрел на меня внимательно и произнес с расстановкой:

— Думаю, я могу послать за ним. Вы были другом покойного короля и наверняка продолжите его политику.

Вечером я вышел из кабинета и почти наткнулся на одетого в оранжевое немолодого человека с почтительно склоненной головой и толстой книгой в руках. Он стоял перед сэром Бальдфастом Бредли и что-то смиренно ему объяснял.

Сэр Бредли покачивал перед ним обнаженным мечом.

— Сэр Клифтон! — вскрикнул я.

Оба повернули в мою сторону головы. Клифтон Джонс, доверенный слуга Его Величества, его личный секретарь, поклонился со всем уважением.

— Ваша светлость…

— Давно здесь? — спросил я в нетерпении. — Сэр Бредли, наконец-то явилась ваша смена!.. Теперь он будет докладывать мне и вести личные дела правителя, а вы сосредоточитесь только на охране дворца… плюс особые поручения.

Сэр Бредли чуть поклонился, на личного секретаря Фальстронга взглянул с недоверием, но в голосе прозвучало явное облегчение:

— Спасибо, ваша светлость. Слава Господу, что сэр Клифтон на нашей стороне! А то я чувствовал, что не успеваю.

Я обратился к сэру Клифтону:

— А ну быстро ко мне в кабинет, бить буду!

Часовой, наблюдающий за нами с другой от сэра Бредли стороны, с облегчением вздохнул и, не вкладывая меч в ножны, пошел вдоль коридора.

Клифтон переступил за мной порог, очень сдержанный и не делающий лишних движений.

— Только что подошел, — ответил он. — Сэр Геббель передал мне ваше пожелание…

Я отмахнулся.

— При чем тут сэр Геббель, вы сами понимаете, что я без вас, как без рук. Нужно быстро наладить дело так, чтобы Фальстронг был доволен и не вертелся в гробу. Я хочу отбыть в Савуази, твердо зная, что Варт Генц не откажется от союзнических обязательств, кто бы ни был избран королем, понимаете?

Он кивнул, лицо очень серьезное.

— Понимаю, ваша светлость.

— И поддерживаете?

— Всецело.

— Всецело потому, — спросил я въедливо, — что я зверь, или потому, что я прав?

Он хмуро улыбнулся.

— Вы сами ответили, ваша светлость. Потому что продолжаете политику покойного короля, которому я был всецело предан. А я был предан не потому, что я вот такой, а потому что его политика была единственно правильная и выверенная. Из всех возможных в его положении.

Я вздохнул, провел ладонью по глазам.

— Знаете ли, при такой власти начинаешь не доверять самым доверяемым… Представляю, в каком мире живут короли. Бр-р-р-р… В общем, начинайте готовить все необходимые бумаги. Печать при вас?

— Да. Передавать вам сейчас?

Я отмахнулся.

— Потом-потом. Да и зачем мне? Я становиться королем здесь не собираюсь.

Он посмотрел на меня остро, что-то вертится на языке, но смолчал, только поклонился еще раз и вышел.

Страж заглянул в кабинет и сказал грубым пропитым голосом:

— Ваша светлость, тут к вам жена принца Марсала просится, но мы пока задержали на всякий случай…

Я поинтересовался:

— А где мой личный секретарь… такой, весь в оранжевом?

— Вот тоже пришел, — объяснил он, — и говорит, что можно пропустить.

— Хорошо, — ответил я, — значит, пропустите. И еще… отныне это сэр Клифтон решает, кого пропустить или нет. Спрашивайте у него.

Он сказал с облегчением:

— Слушаюсь, ваша светлость! Ежели верный человек, то нам легше…

Отодвинув его в сторону, а то еще речь закатит о трудной жизни стражей, вошел сэр Клифтон, поклонился и сказал строго:

— Ее высочество Вирландина Самондская, ваша светлость.

Он отступил, а из коридора в кабинет шагнула теперь уже вдова Марсала, хотя я не увидел даже внешних признаков скорби. Платье все такое же строго-торжественное, сдержанно-нарядное, волосы красиво убраны под сеточку с множеством жемчужин, вырез достаточно глубокий, чтобы заметить полушария грудей, но не слишком, как позволяют себе большинство модниц.

Я поднялся навстречу, произнес тепло:

— Ваше высочество…

— Сэр Ричард, — произнесла она с некоторой заминкой.

Я понял, что хотела сказать «ваша светлость», но такое может прозвучать как намек на ее более высокое положение, а это может показаться оскорбительным для мужчины, военной силой захватившего столицу, в то же время «сэр Ричард» звучит теплее и намекает на менее формальные отношения.

— Прошу присесть, ваше высочество, — сказал я и церемонно придвинул ей кресло. — Буду счастлив помочь вам во всем, что пожелаете.

Она села, прямоспинная, красивая и величественная, лицо строгое, но взгляд дружественный.

— Мне хотелось бы узнать одну вещь…

Голос ее прервался, я выждал, сказал негромко и дружественно:

— Все, что угодно, ваше высочество.

Она прямо взглянула мне в глаза, в ее строгом голосе прозвучало сдерживаемое нетерпение: