Сергей Самаров - Козни колдуна Гунналуга

— Ладно, что сделано, то сделано, и больше у тебя нет своего полка, — сказал сотник. — А я повернул топор обухом, чтобы не расколоть тебе голову, не потому, что мне понравилась твоя борода, а только по одной причине. Я хотел бы знать, зачем тебе понадобился мой домовушка Извеча? Это совершенно безобидное существо, никоим образом не имеющее отношения к нашим делам. Но ты требовал его…

— Ты же поклялся, что его нет среди вас, — злорадно ухмыльнулся ярл, пытаясь таким уколом ответить на уничтожение своего полка.

— Я сказал правду в том, что касалось твоего прямого вопроса. Ты интересовался человеком, но человека такого у нас нет. У нас есть домовушка… Нелюдь, а не человек… Про нелюдя ты не спрашивал. Мне оставалось только догадываться, кого ты имеешь в виду…

Этельверд молчал.

— Ты на язык себе наступил? — спросил юный конунг.

— Ваш нелюдь мне не нужен. Гунналуг потребовал доставить его, вот и все…

— Гунналуг? — переспросил Овсень. — А зачем Гунналугу такое малозначащее существо?

— Этого я знать не могу… Он не удосуживается докладывать мне свои намерения…

— Пусть так, — согласился Ансгар. — Но у Гунналуга хватает и других пленников. Скажи-ка нам, кого вчера привозил к колдуну ярл Торольф?

— Какого-то норвежца… Мне показалось, это кто-то из конкурентов на титул конунга… Однако тебя, слышал я краем уха, в разговоре тоже несколько раз упоминали…

Но Ансгар видел, как отворачивал Этельверд глаза при ответе.

— Мне показалось, что Торольф не хочет допускать его до послезавтрашних выборов, — добавил ярл Этельверд, желая как-то подтвердить сказанное ранее.

— Выборов не будет… — твердо сказал Ансгар. — Я возвращаюсь с символом власти в руках. Значит, выборов не будет…

Ярл Этельверд вдруг засмеялся. Ему больно, наверное, было смеяться после удара по голове тяжелым обухом топора, но он все равно смеялся, корча при этом лицо и страдая глазами. И оттого смех выглядел злым и неестественным.

— Что ты хочешь сказать, неудачник? — спросил Ансгар.

— Ты не доберешься до выборов, и будет официально объявлено, что ты утонул вместе с мечом на реке Ловати в землях проклятых русов, — ярл говорил настолько уверенно, что слова его невольно внушали опасения.

— Кто сможет официально объявить о моей смерти?

— Тот, кто был с тобой. Твой дядя ярл Фраварад.

— Это его привозили к колдуну? — напрямую спросил Ансгар.

— Его. И Фраварад, погруженный в печаль, готов объявить всему норвежскому народу о твоей смерти, произошедшей у него на глазах.

— Но я-то жив… — засмеялся Ансгар. — Я-то приду на собрание, и приду с мечом в руке, чтобы покарать Торольфа и всех, кто будет с ним. И нет силы, которая меня остановит. И Гунналуг в этом бессилен, потому что не дано ему, несчастному колдунишке, как и другим ему подобным колдунишкам, поднимать руку и помыслы на конунга.

— Ты не придешь туда. Ты будешь сидеть в подвале башни Гунналуга… — уверенно сказал ярл Этельверд. — А тому, кто попадет в эту башню, спасения уже не будет. Нет еще человека, который сумел бы выйти из подвала башни. Конунгом может стать только тот, кого поддерживает Гунналуг, потому что не в силах простому человеку бороться с таким сильным колдуном. Ты сам это знаешь, и непонятно, на что ты еще надеешься.

— Не ты ли собираешься доставить меня в Черную башню? — поинтересовался юный конунг, но уже с некоторой тревогой в голосе, с возмущением и совсем без смеха.

— Нет… Тебя доставят туда твои друзья русы… Гунналуг предлагает русам обменять тебя на всех пленников, привезенных из Бьярмии. В случае отказа или любых других действий, что русы предпримут против колдуна, все пленники будут сразу уничтожены. Их заперли сейчас в старом заброшенном доме, стоящем под вечной тучей. Гунналуг создал такую тучу. Туча грозовая. Но живая гроза пока только клокочет внутри тучи. Как только колдуну что-то не понравится в поведении русов, он освободит грозу из тучи, и молнии зажгут дом. Все пленники сгорят живьем. Женщины и дети. Хотят ли русы этого? Спроси их сам. Гунналуг следит за каждым вашим шагом, и вы ничего не сумеете предпринять против него… Но русам это и не нужно. Они плывут сюда за пленниками, и они их получат. Гунналуг получит свое, Торольф Одноглазый получит свое… Все останутся довольны, кроме тебя, несостоявшийся конунг. И никому твой меч не нужен. Так кто из нас неудачник? Ты или я?..

Но ни сотник Овсень, ни конунг Ансгар ничего не успели ответить ярлу, потому что над их головами пропела новая стрела, и вслед за ней другая. Две поющие стрелы с одинаковым мотивом свиста — это уже повышенная опасность, чуть ли не смертельная…

Глава 7

Башня была построена около тридцати лет назад, и колдун сам тогда, с природным терпением и упорством, руководил строительством, хотя был человеком еще достаточно молодым и малоопытным в житейских делах, так далеко отстоящих от рода его деятельности. У него были высокие требования, и никто из строителей не осмеливался ослушиваться колдуна, чтобы не навлечь на себя беду. Но сами строители никогда раньше подобных сооружений не возводили, и вообще ни норвежская, ни шведская земля не знали еще каменного строительства, высотой превышающего один этаж. Гунналуг требовал, чтобы его башня была высотой в четыре этажа. Но привлекать для строительства иноземцев, имеющих опыт такого строительства, не желал и заставлял местных работников учиться на ходу. Они учились и строили. Замешивали глину и песок на желтке яиц морских птиц и птичьем помете и скрепляли камни, промазывали щели. Не верили, что смогут построить, но башня росла день ото дня, не верили, что она будет стоять и не упадет через год, однако она стояла уже три десятилетия и падать не собиралась.

Глина и песок были под ногами. Морских птиц, откладывающих в скалах яйца, было даже больше, чем людям хотелось бы, а уж птичьего помета в тех же скалах каждое лето набиралось множество, и возить его можно было телегами. Камни для строительства тоже можно было найти по округе в изобилии. Гунналуг требовал, чтобы использовались только камни темного цвета, потому что, на его взгляд и вкус, только черная башня могла стать достойным обиталищем последнего представителя ордена темнолицых колдунов. И только такие камни на строительство и возили. Башня выросла. И стояла прочно.

С годами Гунналуг все больше и больше привязывался к своему детищу и иногда думал даже, что это — главное творение его жизни, то, что останется после него, может быть, на много веков. Но, естественно, никому о своих мыслях не сообщал. Однако думал, что люди со временем забудут о том, чем он занимался, забудут, что был такой могущественный колдун. Но башня так и останется и будет называться, как и прежде, Черной башней Гунналуга. Значит, имя его будет долго еще звучать и выходить в иные миры, где он сам будет тогда обитать, магическими вибрациями, которые в себя впитало. И это будет сохранять его могущество даже там, в ином измерении, и во все века…