Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – властелин трех замков

– Ох, сэр Ричард! На будущее у нас столько дел!

– Это верно, – ответил я со вздохом и подумал о тех тайнах, что оставил нераскрытыми в своем замке.

Впрочем, если исходить из простейшей формулы «свой – чужой», деревья не могут быть опасными по самой простой причине: метаболизм у деревьев протекает настолько медленно, что только самые малые дети могут поверить в такую глупость, будто деревья могут хватать ветвями неосторожных путников, вытаскивать корни из земли и перебираться в другое место, вообще как-то реагировать на человека.

Хотя, конечно, на общую деятельность человека в лесу, на пожар или вырубку деревья реагируют, а вот на одного или группу людей… Понадобится несколько часов, прежде чем такое вот разумное дерево заметит стоящего перед ним человека, а потом еще пара дней – пока сообразит, что с ним пытаются заговорить или как-то общаться.

Нет, этот лес уцелел только потому, что никому не нужен, опасности не представляет, а планета слишком велика и богата – есть чем заниматься. Это уже потом, когда все будет заселено, тогда займутся и лесом. Вряд ли к тому времени здесь разовьется наука на соответствующем уровне, чтобы лес начали изучать. Скорее всего, его попросту уничтожат, даже не заметив, что деревья… гм, тоже люди.

Хотя пусть даже заметят, ну и что? Как будто люди людей не уничтожают.

То ли день выдался на редкость жаркий, то ли сказывается растущая близость к Югу. Солнце, казалось, светит и жжет отовсюду: с неба, от песка под копытами, с листьев деревьев, что вроде бы должны укрывать нас от него. Я ошалел, одурел, ослеп и ехал, как пьяный, кривясь, морщась и пошатываясь в седле. Не представляю, как Клотар, да и все, кроме Кадфаэля, прут в этих доспехах. Я все-таки схитрил, мои доспехи в мешке за спиной. Но все равно я чувствовал себя звездолетом, что приблизился чересчур близко, и теперь солнце охватило меня со всех сторон, замкнуло, искривив время и пространство.

– Что за чертовы кони у Грубера? – вырвалось у меня. – Разве лучшие не у нас?

Клотар что-то проворчал под нос, Альдер сказал ненамного понятнее:

– Если им дают Снадобье Шамана… не жалко им коней, сволочи…

Впереди показалась роща, я погнал к ней Зайчика, но яростный свет пронизывает жидкие ветви, по земле колыхаются ажурные тени, заколыхалась вся земля, я покрепче вцепился в луку седла, ощутил, как поднимается дурнота.

Что за мир, подумал с отвращением, что не додумался еще до солнцезащитных очков. С ума сойти можно. Наверное, слабые и сходят, так что до моего века дошли самые стойкие. А вот мой век в будущее отправит одно спидораковое дерьмо, на том и кончится такой странный биологический вид, как человечество.

К полудню, когда я в который раз намеревался догнать Грубера, мы уже все страдали от жажды, во рту пересохло. Я велел отпустить коней, мой равнодушно посмотрел по сторонам, отошел на пару шагов и застыл, превратившись в фигуру из эпоксидной смолы. Конь Клотара брел по пересохшей земле, в одном месте вяло стукнул пару раз копытом, пошел дальше. Альдер заметил, как я напряженно смотрю за конем.

– Что-то покажет?

– Да, – ответил я, – лошади и собаки чуют воду. Только собака никогда не ляжет там, где близко воды, а курица не только не станет там нестись, но будет обходить стороной. А вот гусь охотно несется над местом, где близко воды. Формика тоже строят кучи подальше от подземных ручьев и рек…

– Кто такие формика? Тролли?

– Рыжие муравьи, – ответил я. – Лесные. Зато если увидишь, как роятся комары, то вода к поверхности близко. Еще мать-и-мачеха всегда растет над водой, если увидишь одинокий дуб, то обязательно близко вода… он даже достает ее корнями, и вода по прорытому начинает выходить наверх родником… Крапива растет близко над водой…

Он покачал головой, в глазах величайшее уважение.

– Сколько же вы постранствовали, ваша милость, – проговорил с почтением, – что знаете столько?..

– Поживи с мое, – буркнул я с неловкостью. Голова у всякого, кто жил при включенном телевизоре, забита таким количеством мусора, что удивляешься, как там все помещается. – На ночь можно узнать, есть ли под нами вода, если положить клок шерсти на землю и накрыть шлемом. Если вода близко, то какой бы ни была земля сухой, а шерсть намокнет. А если проц перегревается выше нормы – полетел кулер… Нет, это из другой оперы, забудь.

Кони сгрудились в одном месте и начали рыть копытами землю. Клотар первым бросился туда с кинжалом с руке, упал на колени и принялся рыхлить. Альдер и Ревель выбрасывали сухие комья руками, потом пошла мокрая земля. Я рассчитывал, что дороются до слоя, где в ямке вода станет накапливаться, сумеем понемногу напиться, да и коней напоим, однако они рылись, рылись, перемазались грязью, затем Клотар с проклятием отпрянул, снизу в лицо ударила струя воды, словно из поврежденного водопровода.

Сперва с водой взлетали комья земли и стебли травы, но через минуту струя очистилась, слегка опустилась, достигая Клотару до пояса, солнце играло в ней, и казалось, что вся струя состоит из множества мелких жемчужин.

Я напился первым, все терпеливо ждали очереди, вода оказалась восхитительной, разом сняла усталость, добавила сил, прошел жар в черепе. Я чувствовал себя готовым скакать дни и ночи, а если понадобится, то и бежать с конем наперегонки.

Когда напились Клотар, Альдер и Ревель, они молчали и переглядывались, и только когда и брат Кадфаэль напился и с ним ничего не случилось, Клотар обронил осторожно:

– Так это вода Рорнега?

Альдер кивнул:

– Похоже.

– Но монах…

Альдер подумал, пожал плечами.

– Но ведь сэр Ричард и вовсе паладин!..

– Странно, – буркнул Клотар. – Или вода выдохлась. Говорят, от старости теряет свойства.

– Дык не в кувшине же, – резонно возразил Альдер. – Под землей всегда молодая.

Кони тоже взыграли, даже мул брата Кадфаэля пошел вокруг, задрав хвост и прыгая на всех четырех, пробовал гоняться за птицами, а потом начал бегать с псом наперегонки.

– Все, – сказал я, – в путь! Теперь наверняка догоним!

Оглянувшись, увидел, как фонтанчик уже едва поднимается над поверхностью земли.

Через час скачки галопом выметнулись в долину, где к небу тянулись… я бы сказал, сгоревшие спички, если бы кто-то придумал спички размером с Останкинскую башню. Черные, обугленные, они торчат в беспорядке, похоже на башни новостроек, но от этих башен остались даже не скелеты, как если бы их выжгло ядерным взрывом, а словно какой-то неведомый огонь пожирал сам камень, если это был камень, с такой же жадностью, будто сухое дерево.

Я всматривался жадно, воображение дорисовывало формы, а на их месте возникали окна, ставни… тьфу, какие-то защитные экраны, параболические антенны, чтобы принимать Интернет… нет, мой мозг везде сует свои образы, но, без сомнения, это гигантские здания, это сотворено руками людей, стоящих на технологической ступеньке намного выше, чем крестоносцы…