Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – майордом

Сегодня на короткой дружеской попойке в среде военачальников я высказал свои соображения отцу Дитриху. Он сперва морщился, кривился, больно вольно я трактую церковные доктрины, но в конце концов сказал нехотя:

– Черные мессы то же язычество, если смотреть… издалека.

– Не присматриваясь к деталям, – уточнил я.

– Но только, – уточнил он поспешно, – черные мессы еще отвратительнее! Это предательство и отступление от того чистого, чего уже вкусили. А так, вы правы, суть одна и та же. Язычники тоже приносят богам жертвы в виде людей или животных, но точно так же не приносят ничего внутреннего!..

Кубки с вином опустились на стол, но рыцари слушают внимательно, привыкают к богословским разговорам. Отец Дитрих окинул их взглядом и закончил со вздохом:

– Окончив обряды, язычники оставляют в храме с жертвой и благочестие. Из храма выходят такими же, как и зашли, разве что без жертвенного барана. В душе как была пустота, так ею и осталась. Мы же выходим с Господом в сердце.

Сэр Растер, который вообще не воспринимает длинные речи, бодро прервал:

– И понесем его в сегодняшнюю битву. Га-га-га!.. Надерем им голые задницы. Правда, Митчелл?

Митчелл, еще более прямой и рыцарственный, проревел воинственно:

– Мы их всех… ага!

Отец Дитрих вздохнул и сказал кротко:

– Благословляю вас, дети церкви, на славные дела служения…

Он запнулся, подбирая слово, ибо, глядя на свирепые лица Растера, Митчелла, да и другие хороши, нужно подбирать иные слова, чем «высокие помыслы» или «духовные искания», я пришел на помощь:

– …культуре и прогрессу!

Наверное, я достал всех уже с этой культурой и прогрессом, мелькнула мысль. Никто еще не понимает, что хоть и ерничаю над самим собой… но, горький парадокс, если вдуматься, в самом деле принесли на острие мечей и копий культуру и гуманизм. Культура теперь вообще что-то непонятное, в моем «срединном» королевстве даже дикарские обряды индейцев признали высочайшей самобытной культурой и законодательно обеспечили ей поддержку, чтобы не уступила, не дай бог, цивилизации.

Кортес бы в гробу перевернулся от такого попирания христианских ценностей. Но в моем железоблещущем войске не политкорректные идиоты с размягченными мозгами. Понимаем, что культура не ограничивается искуснейшей резьбой по дереву или металлу. Когда я вижу эту резьбу на ритуальной маске жреца и на его ноже, которым он вспарывает на жертвенном камне грудные клетки живых людей и достает еще трепещущие сердца, я разобью вдребезги ритуальную маску… ах-ах, какую ценную для культуры, сломаю нож, а самого жреца рассеку пополам, как делал это великий и благородный Кортес, кстати.

Культура – это нечто иное, чем строительство пирамид, тончайшая скифская работа с украшениями, выделка изумительного шелка и умение получать два урожая в год. Я сам не могу толком сформулировать, что такое культура, молодой ищщо, но спинным мозгом чую, что мои неграмотные рыцари по культуре выше, чем знающие древние письмена жрецы, приносящие в жертву сотни людей.

И вся так называемая культура королевства Сен-Мари должна быть уничтожена. Я ее приравниваю к плесени в пробирке, что тоже культура. На обломках чужих храмов мы выстроим настоящие христианские святыни!

С нами Бог! Остальные пошли на хрен.

Глава 2

Жители Бокардо, очередного города, с которого мы без труда сняли осаду, говорливые и беспечные, даже близость варваров не заставила посерьезнеть. Рынки переполнены, хотя дороги в город перехвачены, узкие и кривые улочки с утра политы водой, воздух еще влажный, народ деловито струится под стенами. Многие в простых рубахах до колен, у других хламиды с короткими рукавами, а то и вовсе без рукавов, город южный, теплый, частенько просто жаркий.

Отца Дитриха сопровождали два священника, очень серьезные и опечаленные, но с бледными лицами и горящими глазами. Я испросил благословения, отец Дитрих перекрестил меня, кивнул на священников.

– Снова от сердца отрываю, – сказал он невесело, – однако что делать, в городе нет ни одной работающей церкви!..

– А священники? – спросил я.

– Есть, но что они без церкви, – ответил отец Дитрих горько, – что есть дом Господа нашего?.. Я должен оставить одного из своих людей, чтобы все было надежно. Вот отец Бреастий провел отшельником много лет в лесах! Он наделен мощью святости. Он не допустит…

Священник нервно дернул головой и быстро возразил:

– Отец Дитрих, но аскеза отца Вагиния была в пустыне! Его святость намного выше.

Я спросил осторожно:

– А разве есть разница от того, кто где отшельничал?

– Нет, – ответил священник живо, – разницы нет, но… пустыня все-таки страшнее. Там в самом деле пусто. А лес… гм… деревья… это существа для человека.

Я вздрогнул, невольно представив себе состояние, когда даже деревья становятся близкими существами, с ними и поговорить можно…

– Мне тоже жаль, – сказал я искренне, – но отец Дитрих прав, вы будете нашим якорем в этой точке мира.

– Приступайте, – сказал отец Дитрих тепло и строго одновременно. – А отцу Вагинию предстоит такое же в городе, куда придем завтра. Господи, ну почему этот народ не слышит тебя?

Я тихохонько отошел, почти на цыпочках, везде проблемы, а мне свои девать некуда. Сейчас, когда стремительно переползаю из простого рыцаря в государя, хоть и мелкого, мне жутко недостает, так сказать, управленцев. Их недостает любому правителю, а уж задумавшему реформы… По идеологический части, понятно, хорош отец Дитрих со своими ястребами, такими же непримиримыми, только не такими гибкими. По военной части бесподобен граф Ришар, но он только полководец, да и то лишь на эту кампанию, а так намерен удалиться на покой и заняться разведением своих дивных коней.

По экономической же части, увы, никогда. Хотя брезжит смутная надежда на местных. В Тарасконе, к примеру, весьма неплохо смотрятся главы гильдий мастер Пауэр и Лоренс Агендер… Думаю, там есть и покруче умельцы, только их надо еще найти. А найдя, убедить работать над моими проектами.

Я вертел головой по сторонам, прикидывая, какой дом занять под свою временную резиденцию, в этот миг услышал тихий шепот:

– Прямо по улице… четвертый дом…

Я быстро огляделся, нигде никого, а ощущение такое, что некто шепчет мне прямо на ухо.

Рука дернулась, чтобы перекреститься, но я подавил правильный и естественный порыв, от правильности уже тошнит, тронул Зайчика и сказал ему:

– Прямо по улице… Посмотрим, что в том четвертом…

Дома добротные, но обычные, четвертый хорош, но под резиденцию тоже не годится. Высокий забор, калитка из толстых досок, металлическая щеколда, что вообще-то признак роскоши.