Голодная бездна Нью-Арка (СИ) - Демина Карина
Мэйнфорд потер лапу.
Понюхал пальцы.
И вновь потер. Так и есть, первое впечатление оказалось обманчивым. При всей своей неказистости, медведь был сшит не на подпольной фабрике Третьего округа. Вряд ли на подпольных фабриках использовали поликристаллический мех на основе цвергского горного шелка. И уж точно не пропитывали его альвийскими зельями, не то прочности ради, хотя поликристаллы способны и пожар выдержать, не то с другой какой целью… Алиссия что-то такое рассказывала, про ароматные игрушки.
Или игрушечные ароматы?
Для хороших снов.
Для успокоения.
Для… да и мало ли еще за какой надобностью. На медведе чувствовались и остатки магического плетения, но слишком слабого, чтобы зацепиться.
Мэйнфорд оттянул кожаный ошейник, вывернул… если его предположения верны, то должен быть номер. Или клеймо. Или хоть что-то, за что можно зацепиться.
Он успел.
Он слышал шаги. И то, как открывается дверь, которую он, кажется, вчера попросту высадил. И Тельмин голос:
— Он сейчас приедет…
И все равно не выпустил медведя.
Тринадцать сорок пять. Тройное «V».
Тринадцать.
Сорок пять.
— Что? — Тельма вошла в комнату.
— Ничего. Твой? — притворяться, что медведь сам прыгнул в руки, было поздно, и Мэйнфорд протянул игрушку. — Извини, что без спроса. У меня просто был похожий.
— Да? — глаза ее побелели. И тон этот… конечно, кому понравится, когда его вещи трогают без спроса.
— По-моему, у всех детей были свои медведи, — Мэйнфорд протянул игрушку, которую из рук буквально выхватили. Надо же… этот медведь определенно значит для нее много.
Тринадцать сорок пять.
Алиссия, если звезды станут прямо, подскажет, что означают эти цифры. А если и откажется… Мэйнфорд хмыкнул. Да уж, дело о плюшевом медведе — это именно то, чего ему для полного счастья не хватало.
Медведя Тельма держала крепко. И возвращать на полку не спешила.
И на Мэйнфорда смотрела, с трудом сдерживая злость… а ночью-то иной была. И та, иная, признаться, Мэйнфорду нравилась куда больше.
К счастью, звонок в дверь — Кохэн порой умудрялся проявлять некоторый такт — избавил от дальнейших разговоров.
Глава 30
Это было глупо, брать медведя с собой.
Игрушке не место в сумочке. Да и не та она ценность, на которую покусятся, но Тельме невыносима была мысль о том, что медведь останется в квартире.
В квартире, дверь в которую выбили.
И пусть Мэйнфорд любезно навесил непроницаемый полог, но все равно… дверь починят. Управляющий, получив двадцать талеров за причиненные неудобства — договаривался с ним Кохэн, и был при том предельно вежлив — подобрел и пообещал, что дверь восстановят уже вечером.
Но до вечера оставлять медведя одного…
…разум твердил, что Тельме стоило бы побеспокоиться о сохранности иных вещей, скажем, долговых расписок, которые она не удосужилась отнести в банк.
…или о той папочке с газетными вырезками. Их Тельма собирала годами, и вряд ли подобная находка обрадовала бы Мэйнфорда…
…он сидел рядом.
Близко.
И в то же время — далеко, всецело погруженный в собственные мысли. О чем думает? О вчерашней ночи? О ней, по-хорошему, стоило бы забыть. О Тельме? Или о своих собственных проблемах, которых, надо полагать, у него немало.
Не хватало еще о нем беспокоиться.
То, что случилось вчера… не повторится.
Не с ним.
Пусть кто угодно… наркоман с третьего… или неудачник-актер с пятого, который раз в неделю обходит квартиры, прося денег в долг. Ему не дают, потому что не имеет он привычки возвращать долги.
Незнакомец с улицы.
Гаррет…
Нет, мысль о Гаррете вызвала тошноту, и Тельме пришлось зажать рот рукой.
Никогда больше.
— Все хорошо? — надо же, Мэйнфорд заметил. — Остановиться?
Тельма покачала головой.
— Все… нормально…
— Может, доку покажешься?
Какая забота… нет, не нужен ей целитель. Не поможет. Ходила она… когда верила, что если поговорить с кем-то, кто способен выслушать, понять… а они так и норовили в душу влезть да с ногами.
Выяснить все.
Выспросить…
Нет уж.
— Я… в Архив загляну… вдруг найду что-то… по этим девушкам… список клиник… врачей… если им делал операцию один и тот же… его бы не оставили без внимания… но может, он сам целитель?
— Что? — Мэйнфорд нахмурился. Неужели мысль столь очевидная не приходила ему в голову.
— Ты говорил, что резали их аккуратно, — если думать о мертвых девушках, то становится легче. — А это не так просто — сделать красивый надрез на коже. Чтобы не просто, но узором… и целителю доверяют… если он сказал, что нужно изменить лицо… если бы предложил сам… или еще агент.
Мама вспомнилась некстати.
Она ведь тоже делала операции, а Тельма и не знала. Если подумать, она очень многого не знала о своей матери, и теперь это незнание ранило. Будь у них еще время, мама рассказала бы… все бы рассказала.
О Старом свете, откуда приехала.
Об отце Тельмы… Тельма никогда не спрашивала, ей это было не особо интересно, но, может, повзрослев — если, конечно, взрослела бы она не в приюте, а дома — она стала бы задавать вопросы. И еще о тысячах вещей, о которых матери говорят дочерям.
Или не говорят.
— Светлячки всегда слушают агента… или почти всегда. Если ему доверяют. Но агент-целитель — это чересчур… а вот просто целитель… к которому присылают на прием… или сами они приходят… или он их находит… — Тельма говорила. Если она замолчит, то в машине вновь станет тихо, а тишина действовала ей на нервы. — Главное, что бесплатное лицо — это хорошая приманка…
Мэйнфорд кивнул и крутанул пуговицу на лацкане пиджака.
— Если это целитель… они бы молчали… светлячки капризны… сложно удержать на краю… но риск остаться с недоделанным лицом — хороший стимул хранить тайну… или даже… нет, в клинике он не стал бы держать. Много людей. Другие целители. Сестры милосердия. Уборщики… иной персонал. Кто-то да стал бы задавать вопросы. А вот тихий дом… они ведь неплохо зарабатывают, те кто занимается пластикой. Тихий уединенный дом… оборудовать операционную где-нибудь в подвале не так и сложно…
Пуговица оторвалась и упала, покатилась куда-то под сиденье.
— Проклятье.
Мэйнфорд потянул за торчащие нитки, но пальцы его были слишком неуклюжи.
— Дай сюда, — Тельма пересела. Не стоило этого делать: нити горячей его силы тотчас потянулись к ней, но тотчас исчезли. Мэйнфорд хорошо управлялся даром, хотя… неприятно, когда приходится ставить полные щиты.
— Не Остров, — он выпрямился, будто Тельма не нитку вытащить собиралась, а совершала очередное покушение на тело его.
И разум.
— Почему нет?
— Остров… ты там бывала?
— Доводилось.
Нитка не поддавалась, торчала из серой плотной ткани хвостом, а стоило дернуть, как оказалось, что сидит она прочно.
И если бы у Тельмы были с собой маникюрные ножницы…
Ножниц не было.
Зато имелся плюшевый медведь.
— Ничего не ощутила?
— Нет.
— А на меня он давит, — пожаловался Мэйнфорд. — Я поле чувствую. Плотное. Почти непробиваемое. Там столько магии, что задыхаться начинаю почти сразу. И да, стабилизирующие заклятья… их усилили после землетрясения. Погодные. Защитные. Плюс всякая мелочевка, которую на дома навешивают. Десяток храмов, каждый из которых — сгусток энергии.
Тельма задумалась.
А и вправду, неужели не ощущала она ничего такого? И мама? И… раньше — не ощущала. Дар спал. А когда проснулся, оказалось, что на Острове Тельме делать совершенно нечего.
— Такая плотность приводит к тому, что усилий для самого простого действа требуется вдвое больше обычного. И энергии уходит прорва. Впрочем, все опять же зависит от типа магии… тем же траспортникам приходится туго. А вот прорицатели, напротив…
Он запнулся и замолчал.
А Тельма вновь кивнула: в дальнейших объяснениях не было нужды. Сродство магии. Совместимость и векторные потоки. Пространственное сложение… как же она ненавидела всю эту магометрию. Но главное понятно: целительская магия относилась к разряду тонких эфирных воздействий. И к помехам она была очень чувствительна.
