Анджей Сапковский - Ведьмак (большой сборник)

Цири с ужасом видит, что стоит в море костей. Среди черепов, берцовых костей и поломанных ребер.

Только ты можешь предотвратить это, Звездоокая.

Высогота выпрямляется. У него за спиной зима, снег, метель. Воет и свищет вьюга.

Перед ней, в метели, на коне, Геральт. Цири узнает его, хотя на голове у него меховая шапка, а лицо укутано шерстяным шарфом. За ним маячат другие всадники, их фигуры размыты, так сильно укутаны, что невозможно распознать, кто есть кто.

Геральт смотрит на нее. Но не видит. Снег застит ему глаза.

— Геральт! Это я! Здесь!

Он не видит ее. И не слышит в вое вьюги.

— Гераааальт!!!

«Это муфлон, — говорит Геральт. — Это всего–навсего муфлон. Возвращаемся».

Всадники исчезают, растворяются в пурге.

— Герааааальт! Нет! Нееет!

Она проснулась.

Утром сразу же пошла в конюшню. Даже не позавтракав. Не хотела встречаться с Аваллак’хом, не желала разговаривать с ним.

Предпочитала избегать настырных, вопрошающих, любопытствующих, липнущих взглядов других эльфов и эльфок. В любом другом случае демонстративно равнодушные, к делам королевского алькова эльфы проявляли интерес, а у стен дворца, Цири не сомневалась, были уши.

Она отыскала в боксе Кэльпи, нашла седло и упряжь. Не успела оседлать кобылу, как рядом уже оказались слуги, серые эльфки, маленькие, на голову ниже обычных Aen Elle. Они помогли ей управиться с лошадью, кланяясь и льстиво улыбаясь.

— Благодарю, — сказала она. — Я управилась бы сама, но благодарю. Вы очень любезны.

Ближайшая к ней эльфка широко улыбнулась, и Цири вздрогнула.

Потому что у девушки в числе других зубов были и клыки…

Она подскочила к ней так быстро, что та чуть не присела от испуга. Отвела волосы от уха. Обычное, закругленное.

— Ты человек?

Девушка, а вместе с ней и остальные прислужницы, бросились на колени, упали на глинобитный пол. Наклонили голову, ожидая наказания.

— Я… — начала Цири, теребя ремень поводьев. — Я…

Она не знала, что сказать. Девушка все еще стояла на коленях. Лошади беспокойно фыркали и топтались в боксах.

Снаружи, уже в седле, уже мчась галопом, она все еще никак не могла собраться с мыслями. Человеческие девушки. Слуги, но не это главное. Главное то, что в этом мире есть Dh’oine…

«Люди, — тут же мысленно поправилась она. — Я начинаю мыслить как эльфы!»

Из задумчивости ее вывело громкое ржание и прыжок Кэльпи. Она подняла голову и увидела Эредина на темно–гнедом жеребце, без демонического букраньона и большей части остальных боевых причиндалов. Только кольчуга по–прежнему поблескивала под плащом, переливающимся множеством оттенков красного. Жеребец приветливо и хрипло заржал, мотнул головой и ощерил на Кэльпи желтые зубы. Кэльпи, придерживаясь принципа, что дело надо иметь с хозяином, а не со слугой, потянулась зубами к уху эльфа. Цири резко натянула поводья.

— Поосторожней, — сказала она. — Держи дистанцию. Моя кобыла чужаков не любит. И может укусить.

— Тех, которые кусаются, — окинул он ее злым взглядом, — взнуздывают железными мундштуками, чтобы кровь брызнула. Чудесный способ сбить спесь. У коней тоже.

Он рванул трензеля жеребца так сильно, что конь захрипел и сделал несколько шагов назад, с морды потекла пена.

— Зачем тебе кольчуга? — Цири окинула эльфа взглядом. — На войну собрался?

— Совсем наоборот. Жажду покоя. У твоей кобылы, кроме норова, есть еще какие–нибудь достоинства?

— Например?

— Померяемся в беге?

— Почему бы нет? — Она приподнялась на стременах. — Туда, в сторону вон тех кромлехов…

— Нет, — прервал он. — Туда — нет.

— Почему?

— Запретная территория.

— Конечно, для всех?

— Конечно, не для всех. Мы, Ласточка, слишком ценим твое общество, чтобы рисковать остаться без тебя самой либо кого–нибудь еще.

— Кого–нибудь еще? Ты, конечно, имеешь в виду не единорогов?

— Не хочу утомлять тебя разговорами о том, что именно я имею в виду.

— Не понимаю.

— Знаю, что не понимаешь. Для того, чтобы понимать, эволюция не дала тебе достаточного количества извилин. Послушай, если хочешь наперегонки, предлагаю вдоль берега. Вон туда. До Порфирового Моста, третьего по счету. Потом через мост на другой берег, дальше — вдоль берега по течению, финиш у впадающего в реку ручья. Ты готова?

— Всегда готова!

Он криком послал жеребца вперед, и тот рванулся как ураган. Не успела еще Кэльпи стартовать, а он уже был далеко. Жеребец шел так, что земля дрожала, но с Кэльпи сравняться не мог. Она догнала его быстро, еще перед Порфировым Мостом. Мост был узкий. Эредин крикнул, и жеребец, что казалось совершенно невероятным, помчался быстрее. Цири моментально сообразила, в чем дело. На мосту ни за что не уместились бы две лошади. Одна должна была задержаться.

Но задерживаться Цири не собиралась. Приникла к гриве, и Кэльпи стрелой вырвалась вперед. Отерлась о стремя эльфа, влетела на мост первой. Эредин вскрикнул, жеребец встал на дыбы, ударился боком об алебастровую статую, свалил ее с цоколя, рассыпав в пыль.

Цири, хохоча, как упырица, не оглядываясь прогалопировала через мост.

У ручья спешилась и подождала.

Он подъехал через минуту, шагом. Улыбающийся и спокойный.

— Мои поздравления, — сказал кратко, слезая с лошади. — И кобыле, и амазонке.

Хоть гордость и распирала Цири как павлина, она лишь пренебрежительно фыркнула.

— Ну что? Не придется тебе нас взнуздывать железом до крови?

— Разве только с твоего согласия, — двусмысленно улыбнулся он. — Есть кобылы, которым по душе грубая ласка.

— Совсем недавно, — она заносчиво поглядела на него, — ты приравнял меня к перегною. А теперь уже заговорил о ласках?

Он подошел к Кэльпи, прошелся рукой, пошлепал ее по шее, покачал головой, убедившись, что она сухая. Кэльпи дернула головой и протяжно взвизгнула. Эредин повернулся к Цири.

«Если он и меня пошлепает, — подумала она, — то пожалеет».

— Пойдем со мной.

Вдоль впадающего в реку ручья, что сбегал с крутого, густо поросшего лесом склона, наверх вела лестница, выложенная плитами омшелого песчаника. Ступени были весьма преклонного возраста, многовековые, потрескавшиеся, испещренные щелями от корней деревьев. Лестница шла зигзагами, то и дело пересекала ручей. Их окружил лес, дикий лес, полный старых деревьев — ясеней и грабов, тисов, яворов и дубов, ближе к земле опутанных зарослями орешника, тамариска и смородины. Пахло полынью, шалфеем, крапивой, влажными камнями, весной и плесенью.