Джин Вулф - Цитадель автарха

Асцианский штаб имел вид металлического купола. Полагаю, он, как всякая палатка, мог складываться тем или иным способом, но теперь казался не менее прочным и устойчивым, чем обыкновенное здание. Наружная поверхность купола сливалась с ночным небом, но когда перед нами распахнулась дверь, я увидел, что внутри на стенах играет бледный свет, источник которого так и остался для меня загадкой. Кроме того, я заметил Водалуса, державшегося с подчеркнутой почтительностью, а рядом – паланкин, шторки которого были раздвинуты, выставляя на обозрение неподвижное тело Автарха. В центре помещения вокруг низкого столика сидели три женщины. За исключением одного-двух случайно брошенных взглядов, никто из них не глядел ни на Водалуса, ни на Автарха, ни на меня. Такое равнодушие они продемонстрировали не только в момент моего появления, но и потом, когда меня вывели вперед. Перед женщинами лежали стопки бумаг, но смотрели они не на бумаги, а только друг на друга. Они мало чем отличались от асциан, которых я видел прежде, разве что у них были не столь истощенные фигуры и чуть менее безумный взгляд.

– А вот и он, – произнес Водалус. – Теперь оба перед вами.

Одна из асцианок обратилась к двум другим на своем языке. Те кивнули в ответ, а первая сказала:

– Только тому, кто действует против масс, требуется прятать свое лицо.

Повисла долгая пауза, потом Водалус зашипел на меня:

– Отвечай же ей!

– Что отвечать? Разве она задала вопрос?

– Кто есть друг народным массам? – вновь вступила асцианка. – Тот, кто помогает массам. А кто есть враг? Тут быстро заговорил Водалус:

– Отвечай, является ли кто-либо из вас (ты ли сам или человек, лежащий здесь без сознания) лидером народов южной половины этого полушария?

– Нет, – сказал я. Мне легко далась эта ложь, поскольку, судя по моим наблюдениям, Автарх был лидером очень немногих в Содружестве. Для Водалуса я добавил вполголоса: – Что за глупость здесь творится? Неужели они думают, что, будь я Автархом, я бы признался в этом?

– Все, что мы говорим, передается на север. Теперь заговорила та из асцианских женщин, что прежде не сказала ни единого слова. Один раз во время своего монолога она указала рукой в нашу сторону. Когда она закончила, вся троица осталась сидеть в мертвой тишине. У меня создалось впечатление, будто они слышат чей-то голос, не слышимый мне, и, внимая говорящему, они не осмеливаются шелохнуться; впрочем, то могла быть лишь игра моего воображения. Водалус заерзал, я тоже сменил позу, чтобы перенести вес с больной ноги. Узкая грудь Автарха неритмично вздымалась и опускалась при дыхании, и лишь эта троица сидела неподвижно, как застывшие фигуры на живописном полотне. Наконец та, что говорила первой, прервала молчание:

– Все люди принадлежат к массам. – При этих словах остальные словно испытали облегчение.

– Этот человек болен, – сказал Водалус, бросив взгляд на Автарха. – Он был мне полезным слугой, хотя, полагаю, теперь от него пользы не дождешься. Другого я обещал одной из моих соратниц.

– Величие жертвы нисходит на того, кто, не заботясь о собственной выгоде, предлагает то, что имеет, на службу массам. – Тон, каким асцианская женщина произнесла эту фразу, ясно показывал невозможность дальнейших пререканий.

Водалус взглянул на меня и пожал плечами, потом повернулся на каблуках и вышел из-под купола. И тотчас в комнате появились два асцианских офицера с плетками.

Нас поместили в асцианскую палатку, раза в два больше той камеры, что мне досталась в зиккурате. В помещении имелся огонь, но не было постелей, поэтому офицеры, которые принесли Автарха, просто бросили его на пол рядом с очагом. С трудом освободившись от пут, я попытался поудобнее устроить Автарха – перевернул на спину и распрямил ему руки и ноги.

Вокруг нас спокойно раскинулась асцианская армия – по крайней мере, настолько спокойно, насколько можно было ожидать от асциан. Время от времени кто-то вскрикивал в отдалении – очевидно, во сне, – но в остальном тишина нарушалась лишь шагами часовых за окнами палатки. Не могу выразить тот ужас, который вызывала во мне мысль об отправке на север, в Асцию. Видеть только дикие, изнуренные лица асциан, до конца дней своих испытывать на собственной шкуре все то, что свело их с ума, – такая участь казалась мне гораздо страшнее, чем самые жуткие испытания, выпадавшие на долю клиентов Башни Сообразности. Я попытался приподнять полог палатки, решив, что в худшем случае меня ожидает лишь смерть от руки стражника; но края были приварены к земле непонятным мне образом. Все четыре стенки палатки были сделаны из плотного, гладкого материала, который я не смог разорвать голыми руками, а бритву Милеса отобрали мои охранницы. Я уже приготовился выскочить через дверь, когда услышал хорошо знакомый голос Автарха.

– Подожди, – прошептал он.

Я опустился на колени перед ним, внезапно испугавшись, что нас подслушают.

– Я думал, ты… спишь.

– Полагаю, большую часть времени я был в коме. Когда же приходил в себя, то симулировал кому, чтобы Водалус не лез ко мне с расспросами. Ты намереваешься сбежать?

– Теперь – только вместе с тобой, сьер. Я уж было решил, что ты умер.

– И был недалек от истины… не дальше одного дня. Да, думаю, для тебя самое лучшее – бежать. Отец Инир с повстанцами. Он должен был доставить все необходимое, а потом помочь совершить побег. Но мы разминулись… не так ли? Возможно, он не сумеет помочь тебе. Распахни мою мантию. Первым делом пошарь за поясом.

Я сделал так, как он велел; кожа, которой касались мои пальцы, была холодной, как у трупа. У его левого бедра я увидел рукоять из серебристого металла не толще женского пальца. Я вытащил нож; в длину клинок был не больше полпяди, но толстый и прочный, а такого острого лезвия я не встречал с тех пор, как «Терминус Эст» разбился о жезл Балдандерса.

– Еще рано уходить, – прошептал Автарх.

– Я не уйду, пока ты жив, – ответил я. – Ты сомневаешься во мне?

– Мы оба будем жить и оба уйдем. Тебе знакомо отвращение… – Он сжал мою руку. – Поедание мертвых, поглощение их угасших жизней. Но есть иной способ, которого ты не знаешь, иной наркотик. Ты должен принять его и проглотить живые клетки лобной доли моего мозга.

Кажется, я отпрянул в страхе, и, чтобы удержать меня, он крепче стиснул мою руку.

– Когда ты ложишься с женщиной, ты вонзаешь свою жизнь в ее жизнь так, что может возникнуть новая. Если ты сделаешь так, как я велел, моя жизнь и жизнь тех, кто обитает внутри меня, продолжится в тебе. Эти клетки войдут в твою нервную систему и там размножатся. Наркотик – в пузырьке, что я ношу у себя на груди, а этот нож разрежет мою черепную коробку, как сосновую шишку. У меня была возможность испробовать его на деле, так что можешь не сомневаться. Помнишь, как ты поклялся служить мне, когда я захлопнул ту книгу? Так воспользуйся же этим ножом и уходи как можно скорее.