Шон Макмуллен - Путешествие «Лунной тени»

Речной порт перенес восемь ударов огненных кругов, и последствия были ужасны – намного страшнее всего, что путники видели до сих пор. Глина, из которой были изготовлены кирпичи, раскололась и осыпалась, и прежние стены теперь представляли собой фантастическую, хрупкую решетку из остекленевшего известкового раствора. Толстая стеклянная корка под ногами порой ломалась, от нее откалывались острые обломки, впивавшиеся в твердую деревянную подошву башмаков. Остатки каменных стен были покрыты стеклянными потеками и «сосульками» разного цвета, ярко сиявшими в лучах солнца, так что казалось: мириады радуг вспыхивали тут и там в руинах порта. Застывшие каскады свинца, золота, серебра и меди заполняли борозды и полости внутри полупрозрачного стекла. Здесь не было зловония гниющего мусора или сточных вод. Стекло, покрывшее весь город, было настолько чистым, что хоть ешь с него.

– Это место подверглось многократному выжиганию, – заметил Феран, оглядываясь на чудовищные останки города.

– Восемь раз, – уточнил Ларон, на мгновение опередив Веландер, которая собиралась назвать ту же цифру.

– Вы только посмотрите! Это уже не просто остекленевшая корка на песке, это сплошное стекло, и какое толстое! – сказал Друскарл. – А кирпич стал просто красной пылью.

– Вы можете представить масштабы смерти? – произнесла Веландер. – Ни мухи в воздухе, ни муравья на земле. Однажды я была в этом городе – четыре года назад. Я помню крики, суету на улицах, даже вонь от гниющих рыбных голов и телег с навозом. А теперь здесь все так чисто, стерильно. Жители мертвы, все, кто говорил со мной, продавал хлеб и сушеный инжир. Ни ребенка, ни старухи – никто не остался жив. Здесь был мальчик по имени Массоф. Он продал мне яблоки. Такой красивый, любезный, с прекрасными манерами. Кто будет помнить Массофа, когда его семья, друзья, правители города, покупатели, враги – все мертвы? Их лица превратились в пепел на ветру, окрасили кровавым тоном закат и исчезли.

Слушавшие ее содрогнулись, но никто не ответил. Не было слов, способных выразить масштаб смерти.

Феран, Веландер, Ларон и Друскарл вышли в путь в начале дня, затопив в реке спасательную шлюпку с помощью груза стеклянных сосулек. Два часа они энергично шагали по гладкой, стерильно чистой поверхности и наконец миновали границы седьмого огненного круга. Огромное кольцо из стекла вздымалось почти на метр в высоту, образуя чудовищную, застывшую волну, тянувшуюся по окружности радиусом в девять миль и центром в Ларментеле. Когда они перебирались через этот странный барьер, Веландер заметила лезвие топора, застывшее в стеклянном гребне: металл сохранил первоначальное совершенство, словно только что вышел из кузницы. Дерево, медь и кожа, составлявшие прежде единое орудие, увенчанное острым лезвием, исчезли.

Недавнее землетрясение привело к образованию сети трещин на стеклянной зыби, обнажавших совершенные кристаллы зеленого, оранжевого, розового и ярко-голубого цвета. Веландер осторожно извлекла несколько кристаллов и спрятала в сумку.

– Они имеют какую-то ценность, Достопочтенная сестра? – поинтересовался Друскарл.

– Не могу сказать. Просто я уверена, что надо взять несколько образцов.

Время от времени они проходили сквозь небольшие «рощи» спиралевидных колонн из стекла, застывших в причудливых формах по прихоти ветра еще до того, как смогли упасть на землю. Некоторые из вертикальных глыб были размеров с крупное дерево, другие не превышали длиной кинжал.

– Словно души мертвых, падающие к земле и застывающие на лету, не обретая загробного покоя, – пробормотал Ларон, проводя ладонью по желтовато-зеленой спирали ростом примерно с Веландер. – Эти изгибы так чувственны, они напоминают женские груди.

– А вот те, маленькие? – спросила Веландер, опустившаяся на колени и вглядывающаяся в невысокие, небесно-голубые стеклянные отростки.

– Души мышей? – пожал плечами Друскарл.

– Ну что же, вряд ли кто-то здесь пожалеет об утрате нескольких мышек, – заметила Веландер и достала ледоруб.

Когда на эту равнину обрушился огненный круг, шел дождь, и лужи заполнили выемки и неровности стеклянного рельефа. Никакой пыли, лишь легкий налет, оставшийся на стекле от воды. Явившись из мира, где пыль была вездесущей и естественной частью существования, Веландер ощущала беспокойство, разглядывая этот стерильный, слишком гладкий, совершенно безжизненный пейзаж. На каком-то участке стекло оказалось лазурного оттенка, с молочно-белыми полосами и прожилками, затем началась территория красного стекла. Через пять миль путники приблизились к границе следующего огненного круга. Поверхность была усеяна белыми кочками и холмиками, словно множество привидений оказались в ловушке из замороженного молока.

– Четыре мили и две трети, – заявила Веландер, поскользнувшись и едва не упав.

Сначала им показалось, что они добрались до руин города. Но возможно, это были впаянные в стеклянную массу обломки скал. Некоторые выступы имели острые края, другие казались гладкими, словно отполированными. Здесь тоже попадались стеклянные сосульки, но эти напоминали длинные, гибкие нити, скрученные и сплетенные в сложные, ажурные фигуры, колыхавшиеся при движении воздуха. С некоторых нитей свисали стеклянные шарики, и ветер играл ими, создавая тихую мелодию, складывавшуюся из шелеста нитей и позвякивания мелких шариков.

– Как красиво, – прошептала Веландер, чуть касаясь одного из таких «инструментов». – Неужели такое может возникнуть случайно?

– Кажется, кто-то из богов попытался сотворить чудесные дары из всего этого хаоса и разрушения, – отозвался Ларон.

– Я училась год в университете Ларментеля, – сказала Веландер. – Там было столько башен и подвесных переходов, высоко над землей, так тихо и умиротворенно. То, что я скажу, ужасно, я понимаю трагедию гибели миллионов людей, но сейчас здесь почти так же красиво, как было при их жизни.

На закате они остановились посреди поля лазурного, ярко-синего стекла, окаймленного расплавленными, скрученными обрубками колонн. Стены города были уже неподалеку, точнее, они виднелись впереди – зеленоватый вал, обозначавший прежние контуры стен. Путники решили остаться здесь на ночь, а последние три мили пройти утром. Стеклянная поверхность была твердой и холодной, уснуть оказалось нелегко. Веландер дежурила первой, ее сменил Друскарл. Ларон отошел в сторону от спутников, чтобы в одиночестве погрузиться не то в дремоту, не то в смертную недвижность.

Восходящее солнце отбрасывало отблески на стеклянные возвышенности и рассыпало повсюду сверкающие блики. Путники быстро позавтракали. Последние мили до центра катастрофы носили следы многократного плавления, пейзаж состоял из гигантских, округлых, окаменелых волн, через которые приходилось карабкаться, используя ледорубы и кинжалы, а также веревки. Между волнами тянулись длинные впадины, заполненные дождевой водой. День был ясным и безветренным. Ни птиц, ни насекомых по-прежнему никто не замечал. Лишь четыре путника передвигались по мертвому, остекленевшему миру. У людей появилось иррациональное чувство, что за ними кто-то наблюдает, словно все вокруг спрятались и замерли от страха разбудить чудовищного, огромного зверя. Путники говорили друг другу, что невероятная, полная тишина царит лишь из-за того, что все давно погибли, но даже многократные повторения очевидной истины не помогали. Когда они перебрались через последний, самый высокий стеклянный вал, перед ними раскинулось округлое озеро диаметром в полмили. Веландер села и сняла деревянные башмаки, а мужчины поспешили ступить в идеально прозрачную воду, которая доставала им до середины икр. Но когда они побрели вперед, их ноги подняли тонкую взвесь, попавшую в озеро вместе с дождевой водой. В середине озера вода доходила до колен.