Энгус Уэллс - Узурпатор

— Теперь они меня не найдут.

Голос исходил из уст Сестры Теры, и в нем звучало торжество победителя.

— Тоз? — выдавил Хаттим. После рвотного приступа он не мог избавиться от ощущения, что язык прилипает к небу.

— Я занял ее тело.

Теперь голос изменился. Свистящее шипение исчезло. Сестра говорила своим обычным голосом… Нет, напомнил себе Хаттим, не Сестра. Это Тоз говорит голосом Сестры Теры.

— Она жива, и это спасает меня от разоблачения. Они будут видеть только ее, не меня… так что мы оба в безопасности.

Спотыкаясь, Хаттим добрался до столика, схватил графин и прополоскал рот, потом пригнулся и плеснул водой в лицо. Потом торопливо потянулся к фляжке с эвшаном и наполнил кубок.

— Хочешь сказать, что у меня дурной вкус?

Теперь голос совершенно не отличался от голоса Сестры, и это было еще хуже. Хаттим залпом опрокинул в себя кубок. Опустошенный желудок опалило, и южанин зажмурился, хватая ртом воздух. Это было похоже на тушение пожара встречным огнем.

— Подумай, как бы я смог дать тебе то, чего ты хочешь, сидя безвылазно в этих покоях? А теперь я могу свободно ходить по дворцу, не вызывая подозрений… и исполнять все твои мечты.

Хаттим напряженно вглядывался в лицо женщины, надеясь увидеть какую-то перемену, хоть что-то, напоминающее Тоза. Ничего. Это был ее голос, ее движения… Никаких признаков того, что в этом теле находится кто-то другой.

— Ты скажешь, что выздоровел, — спокойно сказала она… Тоз, — и похвалишь Сестру Теру — она ведь настоящая искусница. Попросишь Государя Дарра, чтобы он освободил ее от обязанностей, потому что хочешь принять ее в свою свиту. Ты понял?

— Да, — хрипло отозвался Хаттим.

— В остальном будешь себя вести, как обычно. И продолжай ухаживать за Эшривелью. Через некоторое время познакомишь принцессу с Сестрой-Целительницей — и она твоя. Я отдам ее тебе. Ты будешь владеть ею так, как я владею телом этой голубой куклы. Делай с ней все, что заблагорассудится.

— А Дарр? — медленно спросил правитель. — Как насчет Высокого Престола?

— Ты его получишь. Всему свое время. Сначала принцесса.

Один шаг — и женщина в лазурном облачении стоит прямо перед ним… Правитель Усть-Галича понял, что глядит ей — ему! — в глаза и не может отвести взгляд. Потом зеленые радужки налились багровым сиянием и превратились в два огненных провала. Это грозное пламя, пронизывая самое его естество, выжигало все сомнения.

— Как прикажешь, — вымолвил Хаттим.

— О да.

Пламя погасло. Правитель перевел дух. То, что произошло, казалось дурным сном. Обычная молодая женщина… и глаза, которые глядят на него, — обычные, человеческие.

— …И как прикажет Эшер.

В то утро Фединский перевал выглядел угрюмо и неприветливо. Солнце поднялось в зенит, и скалы у дороги покрылись размытыми бликами. Тусклый свет, как густая жидкость, едва проходил сквозь густую марлю облаков. Казалось, ущелье стремится отсрочить наступление дня и сохранить ночные тени. Небо снова нахмурилось и походило на тусклый металл. Похоже, собирался снегопад. Наконец над скалами показалось солнце — размытое белесое пятно, так непохожее на сияющий диск, который горел в небе вчера. Путники ехали в молчании, словно чувствовали себя не вправе подавать голос среди этих каменных стен. Какое-то время Кедрин глядел на дорогу, потом выпустил руку Уинетт и теперь ехал вслепую, предоставив своему кешскому скакуну следовать за конем Тепшена Лала.

Внезапно раздался окрик кьо. Юноша натянул поводья и услышал, как лошадь Уинетт остановилась рядом. Рука Сестры коснулась его руки, и Кедрин смог оглядеться.

Местность выглядела неприветливо. Кое-где на скалы нанесло снега, который уже покрылся коркой. Серые и черные, они поднимались стеной к самому небу, и лишь эти сверкающие ледяные языки нарушали однообразие. От дыхания в холодном воздухе поднимался пар, и мороз щипал щеки. Кедрин посмотрел на Сестру. Ее лицо совсем покраснело и обветрилось. Ветер носился над неприступными гранитными стенами, пел, причитал и вздыхал, словно оплакивал кого-то, — и бил по глазам, заставляя плакать вместе с ним. Под воспаленными глазами Уинетт залегли тени, на щеке блестела извилистая ледяная дорожка.

— Скучное место, — проговорил Кедрин и улыбнулся, надеясь ее подбодрить.

Уинетт кивнула и прикрыла лицо отворотом капюшона.

— Дайте лошадям зерна и накормите людей, — распорядился Тепшен. — Когда доберемся до леса, найдем дрова. Тогда можно будет поесть горячего.

Приказ был исполнен немедленно. Одни принялись распаковывать сумки с едой, которой их снабдил Ганн Резит. Другие укрывали лошадей попонами и одеялами. Один из тамурцев предложил Кедрину помощь, и юноша не стал возражать. Поручив своего скакуна заботам воина, он пристроился возле Уинетт, которая уже укрылась от ветра за огромным валуном. Вскоре к ним присоединился Тепшен. Юноша принял у него из рук ломоть хлеба и кусок почти заледеневшего мяса.

— Лошади беспокоятся, — сообщил кьо.

— Разумеется, — откликнулся Кедрин. — А тебе здесь нравится?

— Боюсь, дело не только в этом, — сказала Уинетт. — Они что-то чуют. И я тоже.

— Что ты чувствуешь?

Блестящие черные глаза Тепшена, только что устремленные на лошадей, впились в лицо Сестры.

— Я не уверена…

Свободно ниспадающий плащ не помешал Кедрину заметить, как она вздрогнула.

— Гвенил предупреждала, что это владения Эшера. Я чувствую… то же самое было в Высокой Крепости, когда Орда подошла под стены.

— Тогда уходим быстрее… — кьо поднялся и, обернувшись к воинам, крикнул:

— Как только лошади будут сыты — выступаем!

Вскоре тамурцы уже сидели в седлах. Кое-кто доедал свой ужин, не снимая перчаток. Лошади, похоже, испытывали столь же мало желания идти дальше, как и их всадники.

Тепшен подъехал к Кедрину и Уинетт.

— Держитесь ближе друг к другу — посоветовал он, поворачиваясь в седле, чтобы посмотреть, что происходит в хвосте колонны.

Сестра кивнула. Впрочем, они и так ехали бок о бок, то и дело задевая друг друга коленями. Лошади ускоряли шаг, стук подков отдавался гулким звоном. В ущелье было тихо, как в храме.

Уинетт вздохнула, и Кедрин почувствовал, как она берет его за руку. Обычно это означало, что ему стоит на что-то посмотреть, но сейчас прикосновение было иным. Когда зрение вернулось, Кедрин увидел, что она встревожена не на шутку.

— Что случилось?

Он произнес это так громко, что Тепшен обернулся.

— Слышите? — чуть слышно прошептала Уинетт. Ее глаза были устремлены на зубчатую кромку скал, и тревога сменилась ужасом.