Сергей Смирнов - Цареградский оборотень. Книга первая

— Искали все, кроме меня одного, — сказал тогда великан на своем ромейском наречии.

Голова круглолицего снова повернулась на туловище, как у совы, и заговорила по-женски высоким голосом:

— Державный, случилось по естеству. Ведь с самой высокой высоты небес орлу заметна на земле самая малая тварь.

— Это он? — вопросил над княжичем золотой великан, неторопливо указав на него перстом.

— Несомненно, — кивнул круглолицый, который занимал во Дворце одну из самых высоких должностей — должность хранителя императорской опочивальни. — Будущий каган северских славян. Сын нынешнего кагана Хорога.

Стимар вздрогнул, услышав имя отца. И в тот же миг догадался, кто издавал в пустотах Дворца рев обложенного в чащобе зверя…

Между тем, великан повел носом, поглядел на мокроту в углу, у ног малого, и широко улыбнулся, показав ему свои крупные и плотные, как тын, зубы.

— Волчонок долго продержался, — сказал он.

— Да, Державный, — согласился хранитель опочивальни и попытался вылепить на своем тестоподобном лице улыбку куда более ласковую и добродушную, чем у самого повелителя империи. — Весь Божий день. Голоден, должно быть. Руку откусит.

Пурпурные складки колыхнулись перед завороженным княжичем. Между складками затрещали искры-молнии, и во все стороны из просторных одежд великана стали разлетаться крохотные золотые птахи.

— Плохая охота, — усмехнулся великан и вдруг помрачнел. — Всем убраться отсюда. Дайте ему место.

Не успел княжич изумленно вздохнуть, предчувствуя еще не заслуженную им свободу, как поток экскувитов отхлынул вниз с галереи и растекся по иным, неведомым пустотам.

Остались только трое: сам великан, под его правой рукой — круглолицый толстяк и еще — воин-экскувит с особым, алым, поясом. Воин держал в руке факел, пламя которого напоминало корону.

— Дай ему меч, — приказал великан экскувиту. — Пусть почувствует силу. А мы посмотрим, на что он годен.

— Василевс… — испуганно пробормотал круглолицый.

Услышав это слово, княжич снова вздрогнул. Это слово произносил отец, с благоговением произносили Агатон и его ромеи. И вот к кому привело княжича долгое путешествие по реке и морю, а потом — долгая погоня, а после погони — двинувшаяся навстречу опасность. Теперь все кончилось — и путешествие, и погоня, и опасность. Он теперь стоял перед самим василевсом. Сила ромейского василевса тянула его от самого Турова града, тянула как, водоворот в Свином Омуте. Теперь княжич добился своего. Тот, кто ждал на дне, принял дар-монету и услышал заговор последыша… но вместо того, чтобы самому выйти наверх, потянул-принял последыша к себе. И в тот же миг княжич понял, что не желает никакого зла своему среднему брату, Уврату. Но как сказать об этом василевсу, как отменить свой собственный заговор, он не знал.

— Чего он хочет? — вопросил василевс. — Голодный щенок так не смотрит, как этот…

Телохранитель-экскувит, тоже начав улыбаться, вытянул меч наполовину из ножен и, отпустив рукоятку, повернул ее к Стимару.

Княжич помотал головой и достал из-под рубахи чехольчик с ножиком, что подарил ему на прощание старший брат.

Василевс очень обрадовался. Всколыхнув пурпурные волны, вспыхнув молниями и мерцанием крохотных птиц, он сам взял у стража протянутый Стимару меч и даже тихонько зарычал. Но княжич совсем не испугался этого рыка.

— Агатон не ошибся, упокой Господь его душу, — довольно проговорил василевс уже человеческим голосом. — Нрав такой же острый, как зубы. Кусай, волчонок, не бойся! Нападай!

Он подразнил малого, поведя острием меча перед самым его носом и едва не задев за кончик сверкавшей на том острие искристой звездочкой.

Выхватив ножик из чехла, княжич прыгнул вперед. Ножик клацнул об широкую сталь и соскользнул по мечу вниз, больно прищемив малому пальцы.

— Еще, волчонок! — потребовал василевс. — Не бойся!

Хранитель опочивальни попятился в сторону, заметив, как хищно засверкали глаза «волчонка».

Княжич очень захотел показать себя и не пожалел руки, с плеча махнув своим маленьким, родным оружием, а василевс снова успел загородиться длинным языком меча. Железный зубчик снова лишь чиркнул по гладкой стальной полосе. И снова Стимар отбил об нее костяшки пальцев.

— Такого-то я и ждал! — довольно изрек василевс, сверкая теперь белым тыном зубов. — Теперь твой черед. — Резким движением он передал меч экскувиту. — Упустишь — никому больше не ловить. Пусть поохотиться, пока не наскучит. Пусть сам обнюхает Дворец.

Едва рука экскувита обхватила рукоять меча, как Стимар сделал именно то, что втайне ожидал от его василевс. Он прыгнул на эту руку, повис на ней и вцепился зубами в запястье.

Василевс восхищенно взревел, а крика экскувита Стимар вовсе не расслышал, вцепившись в его руку, как железная скоба оберега в ствол дерева.

— Хрисанф, — позвал василевс, с удовольствием наблюдая, как стражник трясет малого, возит по полу, не в силах от него отделаться. — Хрисанф, ты надеешься дожить до тех дней, когда этот звереныш вырастет и ухватит за горло нашего врага?

— Василевс, надеюсь… — осторожно проговорил хранитель опочивальни, косясь на маленького зверька, поймавшего большого охотника. — Господней и твоей милостью…

— Так-то, Хрисанф, ты хитроумно обещаешь мне прожить многие лета в добром здравии, — усмехнулся василевс Константин и без всякого страха протянул руку к Стимару.

Спасительное тепло той властной руки княжич почувствовал уже в тот миг, как только у василевса появилось желание прикоснуться к нему.

Стражник и огонь факела — оба замерли.

И вот теплая тяжесть легла на голову княжича. Он тут же весь ослабел и, сорвавшись на пол, сглотнул слюну, пропахшую чужим потом, кожей и кровью.

— Мальчик, — тихо сказал василевс, подтягивая его за голову к пурпурным складкам, где, в глубинах посверкивали молнии и золотым узорам, с которых, как с ночного неба над Туровым градом, осыпались звезды. — Вот видишь, Хрисанф. Волчонка не так уж трудно приручить, как кажется на первый взгляд. Он чувствует силу. Он любит силу… Смотри, смотри, Хрисанф.

Сила золотого великана — та спокойная и грозная сила, совсем не похожая на силу отца и моря, оградила Стимара от непостижимой пустоты ирия и неживых стражей той пустоты. И кто иной, кроме самого ромейского василевса, мог в тот день уберечь последыша от всех новых погонь?

Сила василевса всего лишь на мгновение подчинила и оберегла княжича, а потом отпустила его совсем на свободу. Золотой великан отвернулся от него и пошел прочь, будто разом забыв о зверьке, за которым весь день по Дворцу шла большая царская охота. Глядя в спину василевсу, пока в глубинах галерей не погасли последние молнии, княжич ведал, что больше никаких погонь не будет, никто больше не станет гнать его след по Дворцу, а все охотничьи тропы уже исчезли по желанию василевса, как исчезает под лучами Даждьбога утренняя роса. Княжичу была дарована бескрайняя свобода, и он еще не знал, что ему делать с такой свободой. Это был второй подарок василевса.