Элизабет Хэйдон - Элегия погибшей звезды

Гвидион смотрел на рукоять. Он заметил движение изящного узора рун, но оно было настолько мимолетным, что глаз едва успевал его зафиксировать. Гвидион заморгал, пытаясь уследить за ним, но не сумел и ощутил странное волнение, замешанное на тревоге; рукоять меча гудела от заключенной в нем мощи.

— Я… я не знаю, готов ли принять столь значительный дар, — запинаясь, проговорил он. — Я ничего не сделал, чтобы стать достойным такого оружия.

Акмед фыркнул.

— Это заблуждение, увековеченное важничающими глупцами, — насмешливо бросил он. — Ты не можешь стать «достойным» оружия, пока не начнешь им пользоваться. Только после этого можно будет оценить твои достоинства. А это меч стихии — никто не достоин такого оружия.

— Но почему вы не хотите оставить его себе? — нервно спросил Гвидион. Глаза юноши заблестели — он впервые прикоснулся к такой тайне.

Акмед покачал головой.

— Нет. Несмотря на мои слова относительно людей, достойных меча, оружие, обладающее древней магией, само выбирает себе хозяина, а потом в некотором смысле воспитывает его. А я предпочитаю сам решать, каким оружием пользоваться.

— Например, квелланом?

Король болгов кивнул.

— Я сконструировал его сам. — Он повел плечами, чтобы вытащить из-за спины устройство, напоминающее асимметричный арбалет с изогнутым стволом. — И создал его таким, чтобы усилить свои достоинства и компенсировать слабости, но прежде всего оно предназначено для той дичи, на которую я охотился прежде. — Он указал на небольшой барабан, в котором покоились удивительно тонкие диски. — Он стреляет сразу тремя дисками, причем каждый из них глубже забивает предыдущий. И еще он приспособлен для новых в моей практике мишеней — мое изобретение позволит пробить шкуру дракона. — Акмед оглянулся через плечо. — Эши где-то поблизости. Быть может, мне удастся проверить эффективность своего усовершенствованного квеллана.

Гвидион рассмеялся.

— А в чем заключаются изменения?

— Как ты, наверное, знаешь, шкура дракона прочна, как камень, поэтому мой новый квеллан имеет большую пробивную силу, но соответственно увеличилась и отдача, — ответил Акмед. — Пришлось также дополнительно поработать над дисками: они сделаны из специальной ковкой стали, прекрасно поддающейся обработке в нагретом состоянии. Затем мы прессуем диски, уменьшая их толщину. Оказавшись внутри тела, диски начинают нагреваться и расширяться, нанося зазубренными краями еще более серьезный ущерб. — Он перевернул квеллан, с любовью поглаживая свое оружие. — Я позаимствовал ряд идей у Гвиллиама, который перед смертью работал над новыми видами оружия, — похоже, у него возникли проблемы с драконицей, которую он в свое время взял в жены. Свойства огня и земли заставляют диски расширяться — а внутренности дракона главным образом и состоят именно из этих компонентов, несмотря на присутствие других стихий.

— Думаю, на Эши эти ухищрения не подействуют, — с усмешкой заметил Гвидион, стараясь отвлечься от музыки ветра лежащего в его руке меча. Однако у него это плохо получалось. — Он ведь почти полностью состоит из воды.

Акмед посмотрел на квеллан.

— Хмм, — проворчал он. — Придется вновь сесть за чертежи.

Гвидион рассмеялся.

— Впрочем, вам не придемся сражаться с Эши, — уверенно сказал он. — И хотя вслух вы со мной не согласитесь, я знаю, что вы союзники. Кстати, я видел, как вы успешно использовали свое оружие, — ведь именно при помощи квеллана вам удалось ранить Энвин в битве во время Великой Встречи, не так ли?

Акмед убрал квеллан.

— Да, я попал в нее и даже отсек пару когтей, но победу одержала Рапсодия, — поправил он Гвидиона, поудобнее устраивая квеллан за спиной. — Она находилась в лапах драконицы, но при помощи Звездного Горна сумела вырваться на свободу. А потом она обрушила на голову Энвин звездный огонь, который и запечатал ее могилу. Впрочем, можно сказать, что я ей помог, как и Анборн, но ему это стоило ног.

Издалека послышался зов труб. Акмед поморщился и обернулся.

— Похоже, твой крестный отец тонко намекает, что им требуется твое присутствие.

Гвидион кивнул.

— А что мне делать с этим?

Он с беспокойством посмотрел на короля болгов, а затем перевел взгляд на Тайстериск.

Акмед пожал плечами.

— Теперь он твой. Тебе придется самому решать, как его носить и когда пускать в дело, — небрежно ответил король болгов. — Но если ты намерен принять Тайстериск, он должен висеть на твоем бедре во время инаугурации. И помни, обладание этим оружием подразумевает и очень серьезную ответственность: ты обязан им воспользоваться в случае необходимости, даже если твой поступок будет стоить тебе герцогства. Но я почему-то думаю, что у тебя не возникнет никаких проблем. Пусть Анборн расскажет тебе о возможностях этого меча. — Он повернулся, чтобы уйти, но задержался и еще раз взглянул на взволнованного юношу. — Лучше всего быть готовым ко всему. Вот что я хотел тебе сказать, вот почему предпочел лично вручить меч. Мир, частью которого тебе придется управлять, очень изменчивое место, но одну вещь можно предсказать, не рискуя ошибиться, — рано или поздно ты будешь вынужден сражаться. И тогда один из лучших клинков в нашем мире тебе совсем не помешает. Но всегда постарайся помнить: ты владеешь оружием, не позволяй ему овладеть твоей волей.

Гвидион кивнул и вновь посмотрел на рукоять. И ему вдруг показалось, что на фоне коричневой промасленной ткани он видит сине-черные очертания тускло сияющего клинка и как над его поверхностью колышется воздух. Он завороженно смотрел на меч до тех пор, пока трубы не зазвучали вновь. Только после этого Гвидион поднял голову.

— Благодарю… — начал он, но Акмед уже ушел.

Фарон упорно продолжал продвигаться на запад, а земля, по которой он шел, уже спала, скованная зимой.

С каждым днем тело все лучше подчинялось его разуму: Руки и ноги, прежде казавшиеся чужими и неловкими, теперь служили ему, как самому обычному человеку. Однако сознание все еще оставалось затуманенным, погруженным в океан неясных мыслей: обрывков воспоминаний древнего воина и еще более древних побуждений его демонического отца, а также расплывчатых образов лишенного пола существа, коим прежде был Фарон.

Постепенно необитаемую пустыню сменили степи и пастбища. Фарон изредка видел кочевников и караваны, но обычно он прятался, стоило кому-нибудь появиться на дороге. Его зрение с каждым днем становилось все лучше, и теперь он мог различить движение даже у самого горизонта. Фарон шел вслед за садящимся солнцем, нисколько не заинтересовавшись тем, что в один прекрасный день наступила зима. От воина ему достались смутные воспоминания о снеге, обжигавшем ступни его созданных землею ног, но в остальном погода его не тревожила. Возникла лишь одна проблема — в снегу ему было труднее прятаться.