Кристи Голден - Артас: Возвышение Короля-Лича

Артас поднял мерцающий рунический клинок в формальном приветствии.

– Я преклоняюсь перед твоей отвагой, эльфийка, но игра окончена, – что странно, говорил он так, будто подразумевал комплимент.

Сильвана сглотнула, рот ее был сух, словно кость. Она сжала хватку на оружии.

– Значит, я встану здесь, палач. Анар’ала белоре.

Его серые губы дернулись в судороге.

– Как пожелаете, генерал следопытов.

Он даже не позаботился соскочить на землю. Вместо этого скелетообразный скакун взвыл и ринулся на нее. Артас левой рукой сжал поводья, правой вытаскивая тяжелый меч. Сильвана лишь единожды всхлипнула. Ее губы не издали крика ни страха, ни сожаления. Лишь короткий резкий всхлип бессильной злобы, ненависти, праведной ярости на то, что она была не в силах их остановить, даже если отдала все, что у нее было, даже ценой своей жизни.

Аллерия, сестра, я иду.

Она встретила смертоносный клинок в лобовой атаке, ударив собственным оружием, которое при ударе рассыпалось. А потом рунный клинок вонзился в нее. Он был холоден, так холоден, когда резал ее, будто был изо льда.

Артас нагнулся к ней, взгляд его замер на ее глазах. Сильвана кашляла, брызги крови испещряли его мертвенно бледное лицо. Было это лишь ее воображением, или в его по-прежнему прекрасных чертах мелькнула тень сожаления?

Он рванул свое оружие назад, и она упала, кровь из нее хлынула рекой. Сильвана содрогалась на холодном каменном полу, каждое движение раздирало ее агонией. Ее рука глупо дрожала на зияющей ране в ее животе, будто бы она могла зажать ее и остановить поток.

– Кончай с этим, – шепнула она. – Я заслужила... чистую смерть.

Его голос наплыл на нее откуда-то, когда ее глаза сомкнулись.

– После всего, через что ты заставила меня пройти, женщина, покой смерти – последнее, что я бы тебе дал.

На один удар сердца в ней шевельнулся колючий страх, но потом он растворился, как растворилось все остальное. Он поднимет ее, как одну из тех гигантских шаркающих тварей?

– Нет, – прошептала она, голос звучал откуда-то издалека. – Ты... не посмеешь...

А потом это ушло. Все это ушло. Холод, смрад, жгучая боль. Было мягко и тепло, темно, тихо и спокойно, и Сильвана позволила себе утонуть в приветственной тьме. Она, наконец, могла отдохнуть, могла сложить оружие, которое, служа своему народу, так долго носила.

А потом...

Агония пронзила ее, такая мука, которой она никогда прежде не знала, и Сильвана внезапно осознала, что никакая боль физическая, которую она испытывала прежде, не была и бледной тенью этой пытки. Это была мука духа, души, покидающей безжизненное тело и захватываемой в ловушку. Рвущая, раздирающая, отнимающая от того теплого убежища тишины и недвижности. Насильственность добавила изощренности мукам, и Сильвана почувствовала, как раздается крик, прокладывая себе путь из далеких глубин, сквозь губы, которые – она откуда-то знала это – больше не были осязаемыми, низкий режущий скорбный крик страдания, которое больше не принадлежало одной ей, которое заставляло замирать сердца, кровь стыть в жилах.

Тьма в ее взоре рассеялась, но краски не вернулись. Впрочем, чтобы видеть его, своего мучителя, ей не нужен был ни красный, ни синий, ни желтый цвет; он был белых, серых и черных цветов даже в полном красок мире. Рунный клинок, что отнял ее жизнь, отнял и поглотил душу, блестел и светился, а свободная рука Артаса взметнулась в зовущем жесте в тот момент, когда он вырвал ее душу из успокаивающих объятий смерти.

– Банши, – сказал он ей. – Ею я тебя сделал. Твоя боль может обрести голос, Сильвана. Я дам тебе лишь это. Это больше, чем получают другие. И так ты будешь причинять боль другим. Теперь, беспокойный следопыт, ты будешь служить.

Ужаснувшись сверх меры, Сильвана воспарила над своим окровавленным, изломанным телом, всматриваясь в собственные застывшие глаза, а потом назад, в Артаса.

– Нет, – произнесла она пустым и мрачным голосом, который, тем не менее, можно было узнать. – Я никогда не буду служить тебе, мясник.

Он сделал жест, незначительный, шевеление укрытым латной перчаткой пальцем. Ее спина изогнулась в агонии, из нее исторгся еще один крик, и она поняла с мучительно-яростным чувством горя, что совершенно бессильна перед ним. Она была его инструментом, как гниющие трупы и бледные, зловонные поганища.

– Твои следопыты тоже служат, – произнес он. – Теперь они в моей армии, – Он колебался, и в голосе его было неподдельное сожаление, когда он говорил. – Все это не должно было быть так. Знай, что судьба – твоя, их и всего твоего народа – выбрана вами самими. Но мне нужно идти к Солнечному Колодцу. И ты мне поможешь.

Ярость внутри Сильваны росла, будто живой зверек в бесплотном теле. Она парила рядом с ним, его новая прекрасная игрушка, а тело ее было брошено в один из мясных фургонов – кто знает, для какого извращенного плана, придуманного Артасом. Она никогда не отдалялась от рыцаря смерти более чем на метр, как будто между ними была связующая нить.

И она начала слышать шепот.

Поначалу Сильвана гадала, не сошла ли она с ума в этой новой, отвратительной ипостаси. Но вскоре стало ясно, что даже прибежище безумия ей недоступно. Голос в ее разуме сначала был неразборчив, и в своем презрении она не желала его слышать. Но вскоре она осознала, кому он принадлежит.

Артас бросал на нее косые взгляды, когда они продолжали его неумолимый марш к Луносвету и дальше, тщательно за ней следя. В какой-то момент, когда эта армия, безвольной частью которой она была, двигалась вперед, уничтожая по мере продвижения все на своем пути, она расслышала голос очень четко.

Моему торжеству ты служишь, Сильвана.. Ради мертвых ты трудишься. Послушания ты будешь жаждать. Артас – первый и самый любимый из моих рыцарей смерти, он будет повелевать тобой вечно, и ты найдешь это радостным.

Артас видел, как она содрогнулась, и улыбнулся ей.

Если она думала, что презирала его, когда впервые увидела перед вратами Кель’Таласа, когда чудесная земля за ними была еще чиста и не знала смертоносных шрамов; если думала, что ненавидела его, когда его слуги убивали ее воинов и воскрешали как безжизненных марионеток, когда он пронзил ее единственным диким ударом своего чудовищного рунного клинка – то это было ничто перед тем, что она ощущала сейчас. Свеча перед солнцем, шепот перед криком банши.

Никогда, сказала она голосу в своей голове. Он управляет мной, но Артас не может сломить мою волю.

Глухой, холодный смех был единственным ей ответом.

Они продолжали идти, за Деревню Легкого Ветерка и Восточное Святилище. Остановились они у самых ворот Луносвета. Голос Артаса не мог так разноситься, но Сильвана знала, что, когда он стоял перед вратами, он был слышен в любой точке города.