Карина Демина - Королевские камни

Розы поднимутся.

Странно, что уцелели, ведь на зиму их никто не подвязывал, не укутывал тяжелым лапником и ветошью. Наверное, розы очень хотели жить.

— Да.

— У нас принято в склепе…

— В роще, — поправила Ийлэ, присев у куста. Острые иглы его царапнули палец, точно роза, еще дремлющая, но и во сне помнила, что нельзя доверять людям. — В исконном лесу. Лес бы принял. Но до леса далеко… и отец говорил, что это просто обычай, что земля везде голодна.

— А что…

— Ничего. — Ийлэ покачала головой. — Я буду знать, что они здесь… и розы будут. Розы будут в этом году красивыми.

Райдо хотел еще что-то спросить, но не стал. Молчал.

Хорошо. Ийлэ не хотелось сегодня разговаривать.

Яму выкопали глубокую. И на дно положили белую простынь, что было напрочь лишено смысла, поскольку простынь мигом утратила белизну. Сквозь нее проступала вода и темная земля, и все одно подумалось, что так им будет удобней.

Не тела — свертки-коконы.

Снова простыни, кажется те, льняные, купленные незадолго до… мама еще вышивала монограмму… она всегда вышивала монограммы, отмечая что простыни, что скатерти…

— Не плачешь?

— Нет. — Ийлэ оперлась на Райдо.

Маме он бы понравился. Не сразу, конечно, он ведь из них, из псов, но они тоже бывают разными, как и люди.

И альвы, наверное.

Постепенно она бы поняла… приняла… и наверное, даже сказала бы, что Райдо достоин уважения.

— Говорят, от слез становится легче.

— Кто говорит?

— Не знаю.

Ей позволили бросить горсть земли, уже оттаявшей, мокрой и жирной. И вторую… и засыпали могилу быстро, а земля сама норовила зарастить свежую рану. И, когда меж двух розовых кустов поднялся невысокий холм, Ийлэ положила на него руки. Она слышала голос земли.

И сотен трав, которые отозвались на зов ее. И семя молодого ясеня… он вырастет и, пожалуй, будет красив… с глянцевой пурпурной листвой.

Все деревья, в которых есть хоть капля силы, меняют цвет.

Так говорил отец.

Семя развернулось, спеша выпустить полупрозрачные корешки. Пройдет неделя или две, и меж кустов вытянется обманчиво хрупкий росток.

Память.

Отцу бы понравилось. А для мамы — розы… никто и никогда не изменял розы, но осудить Ийлэ за нарушение закона будет некому. В нынешнем мире многое позволено.

— Ийлэ, — легкое прикосновение к плечу заставило очнуться, — ты совсем промокла.

Укор. И понимание. Злость иррациональная. Райдо не виноват, что все так получилось, но больше злиться не на кого. Ийлэ хочет его ударить и бьет, и, наверное, она слишком слаба, чтобы причинить хоть сколь бы то значимый вред. Он только посмеется.

Не смеется. И руку перехватывает, заставляет разжать кулак.

— Совсем промокла. И простынешь. Сидишь тут третий час…

Ложь. Или правда? Сумерки ведь, прозрачные и легкие, многозвездные. Такие обещают скорое тепло. И хорошо, розам понравится.

— Идем, сокровище ты мое горькое. — Райдо заставляет встать, а потом вовсе подхватывает на руки. — Завтра придешь или послезавтра. И мы скамеечку поставим, если хочешь. У нас не принято вот так… есть кладбище, и склеп, и ночь поминальная. Матушка следит, чтобы все было по правилам. А я… я редко туда заглядывал. Деда вот помню немного. А бабушка еще до моего появления на свет умерла. И, наверное, хорошо, что мне не о ком горевать. Спокойней.

Он шел и нес, и, кажется, Ийлэ все-таки плакала. Но это правильно, на похоронах всегда плачут. Она окончательно пришла в себя уже в доме.

— Извини.

Попыталась отстраниться, но Райдо не позволил.

— Сиди уже.

— Я мокрая.

— Мокрая. Ничего. У меня полотенце есть, поделюсь.

— Я…

— Ийлэ, я хочу с тобой поговорить об одном деле…

— О сокровищах?

— Скорее об охотниках за сокровищами. — Райдо усмехнулся, и выражение его лица сделалось… недружелюбным. Пожалуй, таким Ийлэ не хотела бы его видеть. — Пора с этой историей разобраться. Но нужна твоя помощь.

— Какая?

Ей не хотелось помогать и вообще жить, вернуться бы на улицу, пусть и дождь, но Ийлэ не чувствовала холода. Ей было спокойно там, снаружи. Она дарила силу ясеню. И розам. И отдала бы всю, до капли, и, быть может, сама стала бы деревом. Странно, что эта замечательная мысль не сразу пришла ей в голову.

— Серьезная, — ответил Райдо и отпустил все-таки. — Но сначала вытрись и переоденься.

— Я…

— Вытрись, — повторил он с нажимом. — И переоденься. А то вымокла, как не знаю кто…

Вытиралась полотенцем с его запахом и переодевалась в его рубашку, в его же халат, которого хватило бы, чтобы завернуться трижды.

— Вот так лучше. А то чую, появились в твоей голове неправильные мысли.

— Это какие?

— А мне почем знать? Я ж их не читаю, а жаль… или нет? — Он ущипнул себя за ухо и замер, всерьез раздумывая, стоит ли печалиться по этому поводу.

Вот Ийлэ в чужие мысли заглядывать бы не хотела, и без них хватает грязи.

— Сегодня ты останешься на ночь здесь. Броннуин с Нирой побудет.

Ийлэ замерла. Она ведь предполагала, что так и будет.

— Спокойно. Я не… не собираюсь тебя принуждать к чему бы то ни было. Думаю, кто-то из прислуги доносит о том, что творится в доме. И мне нужно, чтобы все считали, будто ты…

— Твоя любовница?

— Моя сиделка. — Райдо налил кружку молока. — Возьми. Кстати, я слышал, что альвы молоко любят. А ты почти не пьешь…

Козье. И свежее, сладкое. От этого молока внутри становится тепло, но теплота обманчива, нельзя ей поддаваться. Она тянет в сон, а Ийлэ не дослушала еще.

Ее не будут принуждать. Хорошо.

Райдо бы не стал лгать, особенно наедине. Ему ведь незачем. Он хозяин.

— Я никому не говорил, насколько легче мне стало после… грозы. — Он снова сел на пол, а кувшин с молоком поставил между скрещенных ног. — И полагаю, ты тоже не особо распространялась… не замечал за тобой склонности к сплетням. — И улыбнулся. — Еще молока?

— А… хлеб есть?

— Есть. И хлеб. И мясо. И сыр есть. Я так и подумал, что ты проголодаешься… это хорошо.

— Что я проголодалась?

— Что ты поняла, что проголодалась. — Райдо встал и вернулся с подносом. — Голод — вещь приземленная, он к телу привязывает… садись.

— На пол?

— Я тебе подушку дам. В Городе есть одно заведение, там шоколад подают. Небольшая такая ресторация в несколько залов. Но один есть, который мне особенно нравится. Там сидеть надобно на полу. Множество подушек… ты даже не сидишь, а полулежишь. И тебе приносят поднос с горячим шоколадом, а к нему — множество крохотных чашечек. Со сливками или цукатами, орехами всякими… печеньем. Красота.