Ветры Запада. Книга 2 (СИ) - Стоев Андрей
Князь надолго задумался.
— Церковь тебя проклянёт, — убеждённо заявил он.
— А я-то тут при чём, княже? — изумился я. — Я ему Ладу не подкладывал, да и вообще в сердечные дела своих служащих не лезу. Я бы её и в империю отпустил, но это же не моя вина, что влюблённые там жить не смогут.
— Как у тебя всё это получается… — князь покрутил головой. — И как ты считаешь — он нам нужен?
— Нужен, княже, — убеждённо ответил я. — Очень сильный Владеющий, с хорошей перспективой возвыситься. Лада тоже сильная и перспективная, дети наверняка будут с хорошим даром. Причём Клаус совсем не против гарема, даже, по-моему, наоборот. Наше семейство ему жён и обеспечит сколько захочет, у нас хватает красивых девчонок. В результате получим большую семью сильных Владеющих, полностью преданную княжеству. Вернуться в империю у них вряд ли получится, да и для чего возвращаться? У Клауса там ничего нет, а с братом отношения напряжённые. Есть ещё один интересный для нас момент: через Клауса будет неплохой выход на имперское дворянство — пусть его и лишили титула, но для дворян он по-прежнему свой, а для Оттона вообще друг детства.
— Правильно рассуждаешь, — с удовлетворением сказал князь. — Значит так: передашь ему, что если он захочет герб, то клятвы хватит. Но с условием, что он пойдёт к тебе вассалом. Не спорь! — возвысил он голос, хотя я и не собирался спорить. — Без поддержки сильной семьи ему от герба никакого толку не будет, а к кому ещё ему идти? Он так и так твоим человеком будет, это же ты ему своих девок подложишь.
— Я понял, княже, — согласно кивнул я. Собственно, я и ожидал, что князь повесит ответственность за Клауса на меня — больше всё равно не на кого.
— Я доволен тобой, Кеннер, — серьёзно сказал князь. — У тебя всё?
— Нет, княже, не всё. Я поговорил с Оттоном, а потом по его поручению съездил к императору и поговорил с ним. Кое-что в имперской кухне немного прояснилось.
— Так, так, — князь снова подобрался. — Рассказывай.
— Ты, наверное, знаешь, княже, проблему с вольностями в империи? И города, и владетели накопили столько разных вольностей, что империя превратилась в рыхлое образование, где никто ничего никому не должен.
— Я бы сказал, что это преувеличение, — заметил князь.
— Так видит ситуацию император, — пожал я плечами. — Он привёл мне в качестве примера сицилийский поход.
— Да, громкая история была, — усмехнулся князь. — Мне рассказывали, что Конрад после этого сильно изменился. И неудивительно — позорище было ещё то, макнули его в грязь знатно. То, что над ним муслимы смеются — это ладно, кого там волнует, что враги думают. Но его же и свои дворяне после этого перестали уважать.
— Так они же сами прислали ему вместо войск какое-то отребье!
— И ты думаешь, что они об этом вспоминают? — саркастически хмыкнул князь. — Ты многих людей знаешь, способных сказать: «В этом провале виноват я, потому что поступил недостойно»?
— Ну, вообще-то, и такие люди встречаются, — попытался возразить я.
Князь ничего на это не ответил, лишь посмотрел на меня с весёлой иронией.
— Я сказал глупость, княже, — со вздохом признал я.
— Вот, кстати говоря, ты, Кеннер, за свои ошибки не цепляешься, — одобрительно заметил князь. — Это хорошая черта — почти любую ошибку можно исправить, если в ней не упорствовать. Ладно, продолжай.
— Похоже, что именно после той истории император решил, что такое положение дел неприемлемо, и решил его исправить. Однако вольности просто так отобрать невозможно — те же курфюрсты вряд ли согласятся утвердить императорскую буллу, ограничивающую их права. Поэтому император пошёл другим путём — он начал отбирать у имперских владетелей земли — например, тот же Ландсгут у Баварии. Когда дворянство поняло, что император не остановится, им ничего не оставалось, кроме как взбунтоваться.
— Погоди, Кеннер, — нахмурился князь, — ты хочешь сказать, что гражданскую войну затеял сам Конрад?
— Именно так, княже, — кивнул я. — У него более чем достаточно сил, чтобы раздавить любой бунт, а у мятежников можно отобрать всё что угодно, и никто слова против не скажет.
— Ловко, ловко, — пробормотал князь. — Это объясняет, почему Оттон Баварский не так уж рвётся воевать. Такая вот интересная гражданская война у них получаются — не понять даже, то ли они воюют, то ли нет. Но всё же Конрад рискует — гражданская война вообще дело такое… она может очень неожиданно повернуться.
— Она и повернулась, княже, — подтвердил я. — Церковь сразу же туда и влезла, вот прямо обеими ногами. Партия, которая поддерживает герцога Баварского, заручилась большинством в коллегии курфюрстов. В результате Оттону воевать и не нужно — коллегия признает наследником именно старшего брата императора, а не кронпринца.
— Сильный ход, — одобрил князь. — То есть Оттон сейчас держит императора за горло и может требовать чего хочет, так?
— Не совсем так, княже. Точнее, потребовать-то он потребовал, вот только совсем не факт, что он держит императора за горло.
Князь с любопытством смотрел на меня, ожидая продолжения.
— Герцог попросил меня поехать в Вену и передать императору его предложения…
— Тебя попросил? — перебил меня князь.
— Дело слишком деликатное, а люди герцога все на виду. С другой стороны, предложение герцога как раз в интересах княжества, вот так и вышло, что я был самым подходящим вариантом.
— Продолжай, — кивнул он.
— Предложение состояло в следующем: император возвращает земли сторонникам герцога и отказывается от короны в пользу кронпринца. Взамен Баварский отказывается от любых притязаний на корону, так что созывать коллегию для определения наследника уже ни к чему. Церковь при этом остаётся ни с чем, потому что её поддержка не понадобится. От себя я добавил обещание лечить императора — после отречения, разумеется. Герцог об этом дополнении не знает.
— Оттон сделал хорошее предложение, — кивнул князь. — Для императора хорошее, как мне кажется. И ты считаешь, что оно в интересах княжества?
— Конечно, княже, — уверенно подтвердил я. — Нам будет серьёзно обязан и новый император, и старый, который наверняка станет советником. При этом мы не поссоримся, а наоборот, упрочим отношения с герцогом Баварским, который сейчас относится к нам нейтрально.
— А с церковью не поссоримся?
— Каким образом? Наше влияние в империи чисто символическое, поставить нам в вину смену власти в Вене никак невозможно. Нам даже за лечение императора претензий не выдвинут — мы же лечим всего лишь частное лицо. Это больше не политика, так что отказать ему в лечении было бы просто бесчеловечным.
— А если вылечить именно императора? — прикинул князь.
— Тогда мы поссоримся вообще со всеми, княже, — решительно сказал я. — Недовольны Конрадом практически все в империи — и церковь, и дворянство. Слишком уж решительно он начал реформировать империю. Большинство не участвует в мятеже герцога просто потому, что императору и так недолго осталось. Мы таким образом ничего не приобретём, только потеряем.
— Да, пожалуй, выгоды здесь никакой, — согласился он. — Ну что же, с первого взгляда там вроде всё просто и ясно, но ты, похоже, так не считаешь. Почему ты сказал, что он, возможно, не держит императора за горло?
— Потому что герцог, возможно, просто блефует, — объяснил я. — Слишком много в этом деле непонятностей, особенно в том, что касается роли церкви. Герцог заявляет, что у него есть большинство в коллегии курфюрстов. Даже если это действительно так, это большинство не у него, а у церкви. Разрешит ли ему церковь просто сидеть и ждать мирного перехода власти? Есть некоторые признаки того, что церковь тоже заинтересована в гражданской войне. Оттон заявил мне, что он не хочет быть императором, и что это Конрад вынудил его начать мятеж. Однако так ли это? Вполне возможно, что он всё-таки хотел, но понял, что короны ему не видать, и теперь пытается выйти из дела, надеясь при этом всё-таки получить некоторую прибыль в виде возвращения Ландсгута.