Война (СИ) - Дильдина Светлана

Поутру Минору поила ее медовыми отварами, приговаривая, что больше одну верхом не отпустит.

— Надо будет — заплачу сыновьям соседа, пусть сопровождают!

— Этим болванам?

— Да уж поумнее вас! В начале месяца Чирка купаться в горном ручье!

— Уже почти середина, — улыбнулась Сайэнн. — Как, удалось что-то узнать о… том человеке?

— Пока нет, госпожа. Верно, он из разбойников.

— Да-да, и живет в пещере под камнем… Брось молоть чушь. Просто поселился у кого-то из местных, а не в гостинице. И заметить его здесь не успели.

Сидеть дома было невмочь, а к лошадям сейчас не подпустили бы даже погладить — вдруг обманет конюха, уговорит оседлать? Поэтому от надзора Минору улизнула в вишневый садик в богатой части села. Все как положено, староста постарался, вдохновленный некогда виденным в ближайшем городке — берега маленького пруда обрамляет камень, через пруд перекинут ажурный мостик, под деревьями скамейки стоят… Скоро, наверное, тут очень красиво будет. Вот все зацветет…

Тоска сердце сдавила. Разумеется, зацветет. И разумеется, увидит Сайэнн розоватую пену лепестков, и опадание их увидит. Куда ей деться отсюда? Не как в родном доме, где любила смотреть на весенний сад, а скорее, как сосланные на выселки женщины она тут живет.

И никто не будет говорить ей на ухо слова, которые говорят девушкам теплыми вечерами, когда сверху звездные россыпи, а на плечи и волосы падает цветочный шелк.

Командир Таниера, верно, мог бы и сказать, если б она очень-очень попросила, да еще и написала, что говорить — но она не попросит, а он, к счастью, сам не пытался, лучше пусть дарит подарки. И самый лучший подарок это смешная ее свобода — проехать несколько часов верхом по горной дороге…

И даже сейчас не одна — у выхода ждет слуга. Спасибо хоть согласился не ходить по пятам, а то ведь Минору ему страшнее хозяйки.

Стылой была скамейка, на которой пристроилась, глядя на пруд. Нет, зачем себя обманывать — ни красоты здесь сейчас нет, ни уюта. Собралась уже встать, как не то услышала, не то угадала легкие шаги.

— Госпожа, рад видеть, что ледяная вода вам не повредила.

Стоит, касаясь ладонью ствола; темно-серая запашная рубаха, как у охотников, плотная шерстяная; другая под ней — видно края рукавов и ворот — цвета талого снега. У ручья не успела рассмотреть, как и у святилища. Он, похоже, не из богатых, ничего на замену отданного не надел, но одежда добротная, новая.

— Это вы… — голос подсел, будто глотнула ледяного питья.

И что в этом человеке так зацепило-то… Если разобрать, то в крепости пара офицеров будет красивей, да и старший сын старосты — они как раз того типа внешности, что нравится ей, другие совсем. Но ни разу при встречах с ними не бросало то в жар, то в холод. Все-таки простудилась, наверное…

— Куртка ваша… я позову слугу, пусть принесет.

— Оставьте ее за воротами. Сейчас нет смысла устраивать беготню… и тепло, — улыбнулся так, что уж точно солнце выглянуло и согрело — не только Сайэнн, но заодно, кажется, и скамейку.

— Я искала, кто вы, хотела поблагодарить.

— Снова? Ваши слова слышать приятно, но я не заслужил столько. Придется сделать что-то еще, — стоит, смеется, и поглядывает на пруд, будто хочет скинуть ее туда, чтобы опять вытащить. И Сайэнн не удержалась, засмеялась тоже.

— Но кто вы?

— Я здесь по делу. Но сегодня не хочется ничем заниматься…

Ветерок поднялся, принес далекий рокот барабана и надрывный всхлип дудки. Заметив, как молодая женщина удивленно повернулась на звук, пояснил:

— Готовятся к представлению. Ваше село посетили актеры.

— Мне никто не сказал.

— Пришли на рассвете, их четверо, не знаю, что покажут. Обычно такие маленькие труппы умеют многое, чтобы всем угодить. Вы любите бродячих артистов?

— Я? Нет… то есть не знаю, господин Таниера всегда говорил, женщинам негоже глядеть на такие вот представления. Шутки там грубые, да и сюжеты сценок… В городах, в театрах для знатной публики другое, но здесь…

— Грубые? Может быть… Но они близки людям, они о том, что составляет их жизнь.

— Жизнь простых земледельцев, ремесленников.

— Которые сами как земля, без нее никуда. Но зато ведь такие актеры свободны на представлении и дарят эту свободу другим. У них нет долга, который обязывает — только зрители и их любовь. Но вам, госпожа, все это незачем слушать, неинтересно…

— Нет, говорите! — Сайэнн подалась вперед, и сразу назад: — Ох… за мной идут, кажется… может, я и приду на представление. Может быть, я просто ошиблась.

— Тогда почему бы не составить свое собственное мнение? Они начнут вскоре — после полудня, и с перерывами будут работать до вечера, — теплой насмешкой блеснули глаза. Необидной, не как у господина Таниеры — мол, маленькая глупая женщина, тебе ничего не понять. Нет, он сам предложил — смотри, и реши…

— И вы придете туда?

— Да, часа через три.

Слуга появился на дорожке, а с ним служанка Мирэ, верная, но далеко не такая близкая, как Минору.

— Сейчас мне пора, — Сайэнн нехотя поднялась. — Может быть… мы увидимся.

Ничего не сказал, только наклонил голову в знак прощания, а взгляд из-под упавшей челки снова блеснул весельем.

По дороге не выдержала, оглянулась — его уже не было.

То ли слуга, то ли Мирэ, разумеется, рассказали Минору. Женщина хмурилась.

— Негоже это — вот так заводить знакомство.

— Ты думаешь о нем что-то плохое?

— Я его не знаю, госпожа. И вы не знаете.

— Он спас мне если не жизнь, то здоровье точно.

— Любой мужчина помог бы выбраться из реки красивой девушке.

— Вряд ли он мог с берега разглядеть, красива ли я. Думаешь, бросил бы меня обратно в ту лужу, окажись я страшна, как демон кошмаров?

— Ну, ладно, ладно… и все же ведите себя разумно.

…Идти, не идти? А если придет, как полная дура, а его там не будет? С другой стороны, не ходить — это заранее расписаться, что прав был ее покровитель, и зачем глупой женщине составлять свое мнение о чем-то, помимо нарядов?

В комнате было прохладно — окно приоткрыто. Сидя в одной нижней рубашке, оставлявшей руки открытыми, Сайэнн на столике выстраивала игральные комбинации из сушеной айвы. Медовое питье осталось нетронутым и остывало, стыли и лепешки.

— Да что ж вы творите! — вошедшая Минору хлопнула узорным ставнем, нависла над подопечной, несмотря на невысокий рост.

— Так уж вам хочется заболеть! — набросила ей распашное домашнее платье на плечи, сурово проследила, чтобы руки были вдеты в рукава. Продолжила хмуро:

— И что за игры с едой? Что творите-то, госпожа! Их есть надо — через весь округ, через всю провинцию везли, а вы по столу гоняете!

— Пфф…

Девочка предупреждающе кашлянула за дверью, принесла платье.

— Вот, госпожа, какое вы пожелали…

— Куда это вы? — Минору прищурила и без того чуть удлиненные глаза.

— Посмотреть представление…

— Давно ли вас площадные шуты интересуют?

— В этой глуши я скоро граблями и прялкой заинтересуюсь, — Сайэнн смахнула в миску айву, — На, убери, не хочу.

— И он там будет?

— Мне почем знать…

На всякий случай лицо отвернула — и вовремя, к нему прилил жар. И к плечам, и к шее… да что ж такое, верно, сейчас вся пунцовая.

— Иди пока лучше… согрей мне питье. Это совсем остыло.

Платье выбрала темно-синее с поддевом цвета голубиного крыла, неброское. Еще не хватало стать центром этого самого представления. А вот украшения можно и подороже. Хм. Вдруг украдут в толпе? Неважно, ей делать нечего получить новые, даже просить не придется, только вздохнуть горестно.

Вот подойдут — бирюзовые подвески и ожерелье. Застывшие цветы небесных фей, которые они роняют с неба под ноги смертным…

— Госпожа, не делайте этого, — Минору подкралась так тихо, что молодая женщина, как та самая фея, уронила подвеску.

— Чего «этого»?!

— Я же не слепая. И знаю вас.

— Тогда ты знаешь и какая жизнь у меня была.