Борис Сапожников - Битва под сакурой

Внутри меня уже ждали. Мадзаки-тайсё и Усуи-дайсё. Оба в военной форме. Сидели за круглым столом, на котором были разложены карты Токио, густо расчёрканные чёрными пятнами развалин и красными стрелками будущих ударов.

— Завтра мы нанесём удар, — вместо приветствия произнёс Мадзаки. — В город прибывает бронепоезд «Мусаси». Линкоры «Муцу» и «Нагато» также войдут в Токийский залив. С их залпов завтра утром и начнётся всё.

— Прошу прощения, — произнёс я, присаживаясь рядом с ними, — но что именно «всё» начнётся завтра?

— Наше выступление, Руднев-сан, — ответил Мадзаки. — Завтра, Руднев-сан, мы возьмём власть в свои руки.

— Значит, начинается, — кивнул я, сложив руки на столе. — И какова будет моя роль в завтрашних событиях?

— Одна из самых важных, Руднев-сан, — заявил Мадзаки. — Дело в том, что доспехи отряда «Труппа» вышли из боя с Юримару практически без повреждений. Если быть честными до конца, наш расчёт строился на том, что после него, отряд будет не в состоянии вести бой. Теперь нам придётся противопоставить ему нечто равное по силе.

— Мой «Коммунист» разбит и, более того, разобран на запчасти, — пожал плечами я. — Воевать мне с отрядом не в чем.

— В Москве уже знают о нашем выступлении, — объяснил мне Мадзаки, — и знают давно. Тухаческий-гэнсуй повторно выслал в Токио грузовой дирижабль под флагом Красного креста. В его трюмах, кроме гуманитарной помощи, официально у нас снова было разрушительное землетрясение, лежит ещё и небывалый мех. Он, если мне не изменяет память, называется «Клим Ворошилов». Я получил его тактико-технические характеристики и, могу сказать тебе, Руднев-сан, это что-то небывалое. Усуи-дайсё, — кивнул он и тот протянул мне папку, перевязанную шнуром. — Руднев-сан, ознакомься с ними тоже. Тебе завтра на этом монстре воевать.

Я взял у Усуи папку, но развязывать не стал. Сейчас читать всё равно не буду, а изображать активность не привык.

— Завтра ровно в пять утра, — начал инструктировать меня Мадзаки, — ты должен явиться на транспортный аэродром вот по этому адресу. «Клим Ворошилов» будет ждать тебя там, оттуда же будет нанесён удар верными нашему делу меховыми частями. Вас поддержат лёгкие машины с обоих линкоров. Главной вашей задачей будет нанести поражение «Труппе», а также иным бронечастям, приписанным к «Щиту». Но за остальные части можно не особенно беспокоиться, их доспехи духа очень сильно пострадали в схватке с Юримару, его каии и старинными мехами.

— А как будет проходить остальное сражение? — поинтересовался я.

— Ты это увидишь, Руднев-сан, — усмехнулся Мадзаки. — Всё будет крайне наглядно проходить, можешь мне поверить.

— Отлично, — встал я. — Я могу быть свободен, Мадзаки-тайсё? Мне надо до завтра ещё документы изучить.

— Конечно, — отпустил меня Мадзаки.

Я вернулся в нашу штаб-квартиру также на рикше. Этот, правда, оказался честнее и доплату вымогать не стал. С порога меня встретила Марина. Но прежде чем она накинулась на меня с расспросами, я несколько натужно рассмеялся и показал ей папку.

— Знаешь, для чего меня гоняли в контрразведку? — И сам же ответил: — Расписку брали. Тут разведка им добыла чертежи и характеристики нового советского меха. Выдали мне для перевода — там терминов слишком много, обычные переводчики не справляются. Наверное, очередная проверка, только потоньше.

— Значит, всё в порядке? — недоверчиво спросила Марина.

— Более-менее, — пожал плечами я. — Но Накадзо-сёсё этим тревожить, точно не стоит. Лучше уж сдам перевод без его вмешательства, вполне возможно, именно в этом и заключается проверка.

— Я бы хотела, Пантелеймон, — перешла на русский Марина, — снова встретиться с тобой. Поговорить уже, по-человечески.

— Идём, — пожал плечами я. — Я тоже хотел бы поговорить с тобой. По-человечески.

Мы прошли в мою комнату, и я снова усадил Марину на кровать, сам же оседлал стул.

— У нас не так много времени, Пантелеймон, — пряча глаза, начала разговор Марина. — Вечером будет большой фестиваль по случаю окончания войны с Юримару. Император повелел устроить гуляния, украсить город цветами… В общем, мы, как победители и всё такое прочее, обязаны быть. Фестиваль начнётся после заката, так что у нас есть всего несколько часов.

— При условии, что мы пропустим обед, — усмехнулся я.

— Прекрати, — хлопнула меня по колену Марина. — Я хочу серьёзно поговорить, а ты всё время сбиваешь меня.

— Нам не о чем говорить, Мариша, — я вскочил, отшвырнув стул, и снова упал перед ней на колено. — Зачем все эти глупые слова? Их и так слишком много было сказано. Хватит их уж! Довольно. — Я взял её ладони в свои. — Я люблю тебя, не смотря ни на что, Мариша. Можешь пустить мне пулю в лоб, но…

Неожиданно для меня Марина наклонилась ко мне, обняла за плечи. Я поднялся, не разжимая объятий, и вместе мы повалились на мою одноместную койку. Я целовал её лицо, проводил по щекам ладонями. Марина гладила мою спину, отвечала на поцелуи…

В общем, сбылась моя гимназическая ещё мечта. Да только совсем не ко времени.

Фестиваль вовсе не напоминал пир во время чумы, как мне подумалось сначала. Нет. Все вокруг нас искренне веселились. На каждом углу били барабаны. Вокруг них танцевали люди. Самые разные. В традиционных и европейских костюмах. В богатые и бедные. Военные, полицейские и гражданские. Никто не обращал внимания на то, кто ты. Все смеялись и плясали под бесконечный барабанный бой. Лысые монахи и трудились вовсю, колотя палочками по туго натянутой коже. Они сменялись, когда один уставал и не мог больше поддерживать бешеный ритм, его сменяли отдохнувшие товарищи. И так будет длиться всю ночь.

Над городом гремели фейерверки, которые поначалу казались мне далёкой канонадой, но вскоре я привык ним. Улицы были украшены гирляндами бумажных цветов. Местами пройти было невозможно, несколько раз не зацепившись за них головой. Однажды такая упала мне на плечи, сделав похожим на какого-то папуаса на празднике. Все, кто видел это, начали смеяться, показывали на меня пальцами и называли «варваром в цветах». Я хохотал вместе с ними, кутаясь в бумажные цветы, как в некое боа, что вызывало только новые приступы веселья.

Нас усадили на почётные места где-то в центре города, кажется даже с видом на императорскую резиденцию. На расстеленных прямо на мостовой толстых коврах было расставлено угощение, весьма обильное по такому-то времени, и огромное количество сакэ. Мы расселись полукругом, разбирая снедь и разливая спиртное по чашечкам.

Накадзо, как обычно, взял быстрый старт, быстро осушив вместе со мной пару бутылочек сакэ. Остальные, конечно же, не стремились угнаться за ним, а Марина взяла что-то вроде шефства надо мной, частенько глядя ладонь поверх моей, когда я тянулся за бутылочкой в очередной раз. Я только улыбался ей и убирал руку. Накадзо в такие моменты откровенно хохотал, остальные ограничивались понимающими ухмылками, которые прятали за рукавами или теми же чашечками с сакэ.