Гай Кей - Поднебесная

Вэй Сун подошла к ним. Поклонилась.

— Ваша служанка надеется, что вы чувствуете себя лучше, мой господин.

Она произнесла это с безукоризненной учтивостью — и с явной иронией.

Тай решил пока проигнорировать это. Полезная тактика, когда тебе в голову не приходит хороший ответ. Он оглядел ночную площадь. Увидел паланкин губернатора позади нее. Другие солдаты сменили тех, кто арестовал предполагаемых убийц. Осторожность — еще одно новое качество — заставила его заколебаться.

— Ты видела, как прибыли эти люди? — спросил он, показывая рукой в их сторону.

Сун кивнула:

— Я говорила с командиром. Можете ехать с ними без опасений.

Ее тон был правильным, но выражение лица — едва ли. Лучше бы она не говорила того, что сказала тогда, у Железных Ворот, насчет женщин, ждущих его в Чэньяо.

Тай заметил восторг на лице взъерошенного поэта, стоящего рядом с ним. Сыма Цянь оценивающе рассматривал телохранительницу Тая при свете фонарей над крыльцом.

— Это Вэй Сун, моя каньлиньская телохранительница, — коротко представил он. — Я говорил в доме о ней.

— Говорил, — согласился поэт с улыбкой.

Сун улыбнулась ему в ответ и поклонилась:

— Большая честь для меня, уважаемый господин, — ей не нужно было представлять Сыма Цяня.

Тай переводил взгляд с одного на другую.

— Пройдемся пешком, — сказал он резко. — Пусть солдаты следуют за нами. Сун, есть вести от губернатора? Насчет тех людей, которых они взяли?

— Отчет пришлют нам, как только им будет что сказать.

«Нам». Он хотел это прокомментировать, но решил, что слишком устал для конфронтации и недостаточно трезв. Ему не хотелось спорить. Он думал о сестре. И о брате.

— Мы уезжаем, как только взойдет солнце, — сообщил он. — Теперь поедем быстрее. Сообщи, пожалуйста, солдатам из Железных Ворот.

— Когда взойдет солнце? — запротестовал Сыма Цянь.

Тай посмотрел на него. Поэт криво усмехнулся:

— Я справлюсь, — пообещал он. — Пришлешь ее разбудить меня?

Вэй Сун рассмеялась. По-настоящему рассмеялась, сверкнув белыми зубами.

— С радостью это сделаю, мой господин.

Тай и на это тоже не смог придумать ответа и зашагал вперед. Сыма Цянь догнал его. Он не выказывал никаких признаков усталости или действия выпитого вина. Это нечестно. Сун шла позади них. Тай услышал, как один из людей губернатора резко отдал команду, остальные подхватили пустые носилки и поспешили следом.

Ему кое-что пришло в голову.

Не сбавляя шага и не оглядываясь, он спросил:

— Сун, как эти двое вошли внутрь?

— Мне пришла в голову та же мысль, мой господин, — ответила она. — Я сторожила за домом. Там есть вход. Я считала, что солдаты губернатора Сю сумеют остановить любого, кто придет к парадной двери. Я говорила с ними об этом промахе. И они знают, что я расскажу об этом их командиру.

Ее трудно подловить, подумал Тай. Как и должно быть. В конце концов, она — воин Каньлиня.

— Они не будут тебе за это благодарны, — заметил поэт, на ходу оглядываясь на Сун.

— Уверена, что это так, — ответила она. Потом, помолчав, тихо сказала: — Я опять видела женщину-лису, господин Шэнь. Возле переулка, когда вы сражались с солдатами.

— Лису-оборотня? В городе? — поэт снова взглянул на нее. Его тон изменился.

— Да, — ответила она на оба вопроса сразу.

— Нет, — одновременно резко бросил Тай. — Она видела лису.

Другие двое промолчали. Слышался только звук их шагов и далекие звуки с других улиц. Город, подумал Тай. Он снова в городе, ночью. У воды Куала Нора кричат призраки, но никто не слышит их голосов.

— А! Ну, да. Лису. Интересно… — задумчиво произнес Изгнанный Бессмертный, — найдется ли приличное вино в этой гостинице? Надеюсь, она недалеко…

Когда они пришли в гостиницу, от губернатора еще не было сообщений. И не было свободной комнаты для поэта. Сун поговорила со служителем в приемном павильоне, и Цяню отдали ее комнату.

Она опять будет спать у порога Тая. Служащие гостиницы были смущены этой неловкостью и готовы приготовить ей временное ложе на крытом портике. Впрочем, не было ничего необычного в том, что телохранители спят у дверей.

С этим Тай ничего не мог поделать. Поэт пригласил Сун разделить комнату с ним. Она отказалась, хотя более добродушно, чем ожидал Тай.

Он пристально посмотрел на нее, когда служитель поспешил прочь, чтобы дать указания.

— Это из-за тех двух мужчин? — спросил он.

Она поколебалась.

— Да, конечно. И вашему другу нужна комната. Так и следовало…

— Это из-за лисы, да?

Он не мог бы объяснить, почему это так его злит. Гнев быстро охватывал его. Отчасти из-за этого он поехал на гору Каменный Барабан. И уехал по той же причине. Отчасти.

Сун с вызовом встретила его взгляд. Они все еще стояли в павильоне-приемной, рядом никого не было.

— Да, — сказала она. — И из-за нее тоже.

Он вспомнил, что каньлиньским воинам лгать запрещено.

Что можно ответить на такое? С ее стороны это неожиданно, учитывая то, насколько она сдержанна в других случаях. Вера в народные легенды, в древние сказки, но она, конечно в этом не одинока.

Поэт прошел через первый внутренний двор в ближайший павильон, где все еще играла музыка. Когда Тай посмотрел в ту сторону, Цянь снова вышел, ухмыляясь, с флягой вина и двумя чашками. Он снова поднялся по ступеням.

— Вино Лососевой реки, поверить невозможно! Я просто счастлив!

Тай поднял ладонь:

— Вы хотите моей смерти. Больше никакого вина сегодня.

Улыбка поэта стала шире. Он процитировал:

— «На самом дне последней чаши, на исходе ночи, таится радость».

Тай покачал головой:

— Возможно, но скоро рассветет.

Сыма Цянь рассмеялся:

— Я тоже об этом подумал. Так зачем вообще ложиться спать?

Он повернулся к Вэй Сун:

— Оставь комнату себе, маленькая воительница. Я буду у музыкантов. Уверен, что кто-нибудь предложит мне подушку, если она понадобится.

Сун снова улыбнулась ему:

— Комната ваша, господин. Может быть, та подушка — или тот кто-нибудь — окажутся вам не по вкусу. У меня есть место на эту ночь.

Поэт бросил взгляд на Тая. Кивнул. Он совсем не выглядел пьяным.

— Я распоряжусь, чтобы любое послание от губернатора принесли мне, — у Сун хватило вежливости поклониться Таю. — Если вы не возражаете.

Возможно, он не должен был чувствовать себя таким обессиленным, но чувствовал себя именно так. Слишком много всего сразу. «Это касается твоей сестры». Он кивнул:

— Да, спасибо. Ты меня разбудишь, если сочтешь нужным.