Юлия Скуркис - Роковое наследие

«Как же это? Кто же я теперь? Назваться Тамероном, кричать на каждом углу, что я мужчина — упекут в приют для душевнобольных или, того хуже, начнут показывать публике как феномен редкостного уродства», — размышляла девушка-трансформ.

— Ну, погоди, Хазиса, доберусь я до тебя! — потрясла кулаками Тамия в бессильном гневе, прекрасно сознавая, что ей нечего противопоставить умениям старой ведьмы. Не орать же круглосуточно у нее под окнами песни, чтобы спать не могла. — Говорили отец и брат: «Учись магическому искусству, Тамерон». Вот попал, так попал. По самое некуда. Хотя девицу они из меня слепили первостатейную — спрашивается, зачем?

Ответа на этот вопрос не было. Был чужой замысел, в который не посвятили главное действующее лицо. «Отец, конечно, объявил, что нет у него больше сыновей, но он явно не это имел в виду, — подумала девушка-трансформ. — Убить же собирался! Уж лучше бы… Никогда не знаешь, что лучше, но это уж слишком».

Тамия присела на край кровати, взяла лютню и, обняв ее, как единственного друга, устало опустила плечи. Понурила голову. Пальцы коснулись выемок на деке. Девушка-трансформ отстранила лютню и взглянула на надпись: «Я такой, какой есть». К горлу подкатил комок.

«Нужно разыскать мага, способного снять это заклятие, а пока придется побыть тем, кем кажусь».

С этой мыслью и горьким осознанием того, что отыскать такого спасителя — задача номер два, Тамия прилегла, не выпуская из рук лютни. Первым делом ей предстояло обрести свободу и независимость, несвойственные ханутским женщинам. Одно было совершенно очевидно: замужества необходимо избежать. Но как? Убежать? Все окна в доме выходят во двор, ворота заперты. По крышам? А хватит ли сил туда взобраться? Тело такое чужое, такое слабое. Да и побег — дело ночное, а венчание назначено на уже вечер. Но невеста может заболеть. С этой утешительной мыслью Тамия провалилась в сон.

Фетинор, ошарашенный произошедшим, заперся в кабинете и нервно расхаживал из угла в угол, прикидывая, как бы избавиться от «подарочка» старой некромантки. По всему выходило, что жениться придется. Ведь не кому-нибудь он обещал взять девушку в жены, а самой проклятущей ведьме в округе. Ссориться с Хазисой — смерти подобно.

Явно одурманила его старуха, без колдовства не обошлось. А клятва, данная под принуждением… С другой стороны, коротать век с Тамией его никто не просил. По всему выходило, что жениться так и так придется. Утешало в этой ситуации только одно: возможность в кратчайшие сроки развестись. Не зря, видно, ему об этом подумалось, когда давал согласие на брак. Рассудив таким образом, Фетинор приободрился и, выйдя из кабинета, решительным шагом направился в комнату первой жены.

Тарума недоброжелательно на него покосилась и продолжила штопать.

— Кхм, — Фетинор попытался вновь привлечь ее внимание. Не дождавшись реакции, он начал заготовленную речь: — Тарума, свет моих очей, самая мудрая, первая моя жена. Тебе ли не знать, что каждая монета достается мне тяжелым трудом, что постоянными заботами и тревогами полна моя жизнь, ибо радею о благе нашей семьи.

Зная, что муж может заливаться соловьем бесконечно, Тарума, отложив работу, поднялась и тут же заполнила большую часть комнаты. Фетинор лишился пространства, где прохаживался туда-сюда.

Вбежал сынишка. Сунув сорванцу леденец, Фетинор выпроводил его и попытался продолжить речь, но Тарума его прервала:

— К чему ты завел этот разговор, муженек?

Он собрался с духом и выпалил:

— Одолжи одно из своих платьев Тамии на время свадебного торжества.

— Так я и думала, — недобро прищурилась Тарума. — Совести у тебя нет, Фетинор! Не видишь разве, сижу и штопаю, самой надеть нечего!

— Как же так? — искренне удивился Фетинор. — Недавно же покупал тебе наряд.

— Недавно? — задохнулась Тарума.

Увидев, как ее лицо покрывается красными пятнами от гнева, Фетинор поспешно выскочил из комнаты. Вслед ему понеслись проклятия.

Такой же прием оказала ему Галида, а Пасифа и вовсе заперла дверь. По всему выходило, что придется потратиться на наряд.

Купец вышел во внутренний двор, в бессильном гневе потряс обращенными к небу кулаками, и вряд ли это послание было молитвой. Но в такой жаркий, почти безветренный день богам и демонам было не до того: гром не поразил бездушных жен, чирьи и типуны не заняли предназначенные для них места.

— Харуф! — завопил Фетинор.

На крик вышла кухарка и проворчала:

— Не вернулся еще с базара.

Выплеснула чуть ли не под ноги хозяину остатки чая из пиалы, развернулась и исчезла в душных недрах кухни, не дожидаясь, пока Фетинор пошлет ее разыскивать Харуфа.

Связываться с кухаркой — себе дороже, плов пересолит в отместку, а то и в чай плюнет. Зло сорвать Фетинору было решительно не на ком, а очень хотелось. Вероятно, один маленький злой дух, недолюбливавший животных, все-таки бодрствовал. Во двор забежала собачонка и, виляя свернутым в колечко хвостом, посеменила к Фетинору.

Ее полет к воротам, сопровождавшийся истошным визгом, привлек внимание всех обитателей дома. Но еще не утоливший раздражение Фетинор взглянул по сторонам, и любопытные тут же задернули занавески.

Слуга Фетинора Харуф не зря пользовался славой сплетника, он стяжал ее в нелегком соперничестве: ведь человек, доставлявший самые свежие новости, должен бегать быстрее других. Ему некогда было засиживаться в чайных, иной раз он даже перекусить не успевал из-за спешки. Харуф точно знал, «в каком месте пруда следует бросить камень, чтобы волны одновременно достигли всех берегов». Поэтому не прошло и часа, как весь город знал о предстоящей свадьбе Фетинора, а уж красоту невесты он превознес до небес и, в сущности, не погрешил.

Харуф никогда не приукрашивал события, предоставляя эту возможность другим. Иной раз это позволяло ему заработать лишний грош. Дойдут, например, какие-нибудь искаженные слухи до заинтересованного лица, в таком случае, конечно, спросят о первоисточнике, а это Харуф — человек уважаемый и во всех отношениях надежный. Репутацией своей он дорожил, а посему никогда не грешил против истины. Ну, разве что чуть-чуть.

Возвратившись домой с чувством выполненного долга, Харуф предполагал отдохнуть часок-другой, но был тут же выдворен за ворота. Хозяин оказался сильно не в духе. Слуга, потирая ушибы, побрел выполнять очередное поручение.

Портной жил в другой части города, что было огорчительно, ведь слоняться по узким улочкам среди пышущих жаром каменных оград и стен домов — не такое уж приятное занятие. Однако Харуф, будучи по натуре своей философом, справедливо рассудил, что за два поручения кряду ему полагается отдых в уютной чайной. Он даже знал, в какой именно. Конечно, дело — прежде всего.