Элисон Бэрд - Архоны Звёзд

— Не очень хорошо видно, — заметила Лорелин, надев забрало. — Как сквозь дымное стекло. Но я думаю, это нам будет нужно лишь, когда пламя в глаза.

Во все время приготовлений к бою в Мелнемероне Эйлия была как-то странно молчалива, бледна и задумчива. Дамион глядел на нее с тревогой.

— Ты же знаешь, она не любит битв, — сказала Лорелин.

— Я знаю.

Но когда он глядел на Эйлию, молча сидящую на резном троне, безмятежность уходила с его лица — впервые за все время после его возвращения. Он теперь знал ее истинную сущность, знал, что она дух, и все же вздрагивал при мысли, что ей будет нанесен телесный вред. Потому что по своему опыту знал, насколько реально это страдание.

— А я вот дождаться не могу, когда доберемся до Мандрагора, — заявил Йомар.

Было решено, что войска будут переправлены в мир врага через драконовы врата. Эйлия знала местность вокруг дворца на Неморе, и это помогло при планировании штурма. Армия людей будет наступать по земле, а драконы свяжут боем в воздухе лоананов Мандрагора.

Эйлия старалась не вспоминать любезного, внимательного, изящного Мандрагора, которого она знала на Неморе. Тот человек, говорила она себе, всего лишь иллюзия, фальшь, морок. Истинный Мандрагор — это тот, кто предал паладинов, поддерживал кровавого тирана Халазара, вступил в союз с архонами зла, чтобы уничтожить Талмиреннию. Пусть когда-то он был добродетелен и доблестен, враг превратил его в чудовище и убийцу. Если она по нему вообще горюет, то это по той его погибшей личности.

— У меня нет ненависти к Мандрагору, — сказал Фалаар. — Он хотя бы достойный противник, и не будь эта участь назначена Трине Лиа, я бы сам искал возможности сразить его и тем заслужить великую честь. Но я сделаю, что в моих силах. Я создан для войны, — сказал он, расправляя крылья. — И это я принес звездную драгоценность с Меры.

Йомар с жесткой радостью взвесил в руке железный меч и вернул его Фалаару: сила этого меча не позволила бы взлететь ни одному дракону или небесному кораблю. И этот клинок может уничтожить царя драконов! Йомар почти благодарен был Мандрагору, что тот принял роль Аватара. Долгое время эта ускользающая, незаметная сила смеялась над Йомаром из-за чужих спин и наконец проявилась, приняла форму и облеклась плотью. Теперь в лице Мандрагора ей можно бросить вызов, сразить, убить.

Шли дни — слишком быстро для Эйлии — и пришел час, когда все было готово. Воины натягивали саламандровые доспехи. Драконы на плато Мелнемерона готовились к полету, разминая большие кожистые крылья. Те, на ком сидели всадники, проверяли, чтобы люди крепко держались и не могли упасть. На золотой спине Аурона сидела Эйлия, глядя вверх, в темно-голубое небо, где уходили на безопасных курсах кометы, отведенные небесным воинством. Враги бежали вслед за своим вождем. Похоже, первая битва была выиграна, но впереди ждала еще одна, более серьезная. Уже не отражать набеги врага, но напасть на его оплот.

Кто-то из эфирных драконов взмыл в воздух, расправил крылья, и остальные последовали за ним: белые, синие, золотые, красные, зеленые крылья раскрывались веерами, надувались ветром и поднимали своих обладателей в воздух. Как было бы прекрасно, если бы можно было просто наслаждаться этим зрелищем! Но у Эйлии сердце билось сильнее при мысли о том, что ждет впереди.

Наконец подошла очередь ее и Аурона. Он расправил крылья, осторожно их согнул, припал к земле, как лев перед прыжком, — и вот уже его подхватил ветер, и остальные драконы оказались не над головой, а вокруг. Эйлия от восторга сразу же забыла свой страх. Никогда она еще не летела среди целой стаи драконов, и ей вспомнились те, что парили давным-давно над вершинами Священной Горы в Тринисии. Вокруг нее были бьющие крылья и извивающиеся тела, и вся стая, обогнув вершину горы, устремилась к вратам Земли и Неба.

После многих столетий мира лоананы летели на войну. Но на сердце избранной ими предводительницы все еще лежали тяжелые сомнения.

Часть вторая

Битва

13

Немора

Сейчас никто, видавший прежние времена, не узнал бы Запретный дворец лоанеев. Почти все драконы покинули его при вести о поражении на Мере и Арайнии, а люди-слуги просто сбежали. Много среди оставшихся лоанеев было тех, кто отведал блаженного цветка из джунглей, чей сладкий аромат приносил блаженство и забытье: когда-то его использовали для лечения больных и облегчения мук рожениц, но теперь, под нависшей тенью поражения, он стал просто дурманом. Драконы — кто умом, кто телом — уходили из крепости, а в нее входили моругеи с Омбара, приглашая своих сородичей из города. Они заняли почти все комнаты побольше. Когда-то тщательно лелеемые ковры перемазали землей, гобелены разорвали, напольные канделябры разбили во время шутливого и не очень размахивания оружием. В прогулочных садиках тщательно культивируемую местную флору и фауну изгнали новые виды, принесенные пришельцами. Из прудов исчезли карпы, пойманные и съеденные, розы превратились в путаницу сломанных колючек, полузадушенные ползучими растениями.

Официальный тронный зал выглядел почти как обычно, если не считать тоненького слоя пыли на мебели. На троне сидел Мандрагор, когтями задумчиво отбивая на подлокотнике стаккато. Он отлично знал, что ряды его придворных постоянно уменьшаются, и подданные один за другим покидают его. Несколько драконов все же остались: он был их Тринолоанан, и защищать его они будут даже ценой самой жизни. Но того страха, что раньше, он уже не внушал. Скоро с небес появятся новые боги, бросающие вызов богу-правителю Лоананмара, и народ уже убегал из города. Мандрагор об этом знал, но почему-то ему было все равно — другие страхи владели им.

В старых легендах говорилось, что могила короля Андариона никогда не была найдена потому, что он не умер, но перешел в царство Эфира восседать рядом со своим бессмертным предком, и еще говорили, что он когда-нибудь вернется на Меру и снова будет править. Мандрагор это отметал как миф и попытку выдать желаемое за действительное, порожденную ужасом и неуверенностью Темных Веков; а теперь пошли слухи, что Андарион вообще жив, что он вернулся. В ответ на тревогу, порожденную этими докладами, рана, нанесенная мечом отца много лет назад, снова выступила на шее Мандрагора пульсирующим шрамом. Неважно, что оружие было в другой руке: такова была преданность Ингарда Храброго своему сюзерену, что иногда он казался лишь продолжением воли Браннара Андариона, ведая самые сокровенные его желания и действуя согласно с ними.

«И мой отец ничего не сделал, чтобы ему помешать, — думал Мандрагор. — Это честь, а не любовь, остановила его руку, и он был рад, что другой сделал это за него».