Наталья Соболева - Пламя и пепел

Второй жгут несся без звука, не было даже свиста рассекаемого воздуха, словно и сам он был нематериален. Все вокруг искрилось, словно эта битва превысила неизвестный порог максимального энергетического напряжения, вырвавшегося теперь наружу. Я вскинула руки в защитном движении — таком человеческом, таком детском и бесполезном. Сейчас, вот сейчас…

Полыхнуло, и небо стало белым, каким оно не бывает даже самым солнечным днем. Что это — спасение или гибель? Возможно, сам мир распадается на части. Мне не было до этого дела — пока я еще могла двигаться, я ползла к Этьену, все пытаясь подняться. Каменная площадка еще минуту назад была опасно крошечной — теперь, казалось, она разрослась до размеров футбольного поля. Наконец, я очутилась рядом с Этьеном — он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, будя во мне самые ужасные предчувствия. Ноги подогнулись, и я снова рухнула на камни, уже рядом с ним, вся в холодном поту.

Протянув руку, я слабыми движениями попыталась потрясти, растормошить его, но реакции не было. По лицу у меня соленой рекой вперемешку с потом катились слезы, я вцепилась в его руку, не желая отпускать, мои ногти впились в его кожу — но даже боли он не чувствовал. Нет же, нет! Мы были только в начале пути, и это не мог быть конец.

Все еще светящееся от странной вспышки небо придавало жуткий оттенок его лицу — абсолютно противоположный здоровому, живому румянцу. Плевать, это всего лишь свет, иллюзия, неправда, я не стану этому верить. Казалось, что и в моем оглохшем мозгу ударила молния, и я лихорадочно стала расстегивать на Этьене верхние пуговицы рубашки, выскальзывавшие из дрожащих саднящих пальцев. Вот он — скарабей, никуда не делся, лежал, в ушко продета тонкая цепочка, обхватывавшая шею Этьена, а крылышки отражают яркий неземной свет, явившийся ниоткуда.

Но… может, у нас и не получилось его зарядить? Ведь мы никак не могли его проверить. Нет, полагаться на удачу я не буду. Заведя руки за голову, я расстегнула крохотный замочек. Тяжелый анх сам скользнул мне в руку, будто так и нужно было — словно одобряя мое решение. Я осторожно приподняла голову Этьена и застегнула на нем золотую цепочку. Это все, что я могла сделать — еще не придумали первую помощь от магических энергетических ударов невероятной мощи. Коротко, судорожно обняв его, я отползла на несколько шагов в сторону. Если в меня еще кто-то будет целиться, его зацепить не должны.

Я вдруг вспомнила, как накануне не хотела, чтобы он шел сюда со мной. Это должна была быть моя битва, а теперь — теперь я все равно осталась одна, и если произойдет худшее, мне никогда уже не снять с себя этот груз. До конца моей вечной жизни.

Я увидела, как таинственный свет начинает меркнуть, сквозь него вновь проступали тяжелые сумерки. Силы окончательно оставили меня, и я улеглась на голые камни, мало что различая из-за слез. Где вы, те, кто создали меня? Не надо мне помощи — верните его. Верните. Мне не нужна жизнь в вечных сумерках и пустоте. Если вы не можете помочь ему, убейте меня прямо сейчас, если это в вашей власти — мне плевать. Или нет — я сделаю все сама, только подскажите мне способ. Я не знаю, что мне делать, слышите?

Я будто взглянула на себя со стороны — и из последних сил попыталась встать. Тошно было даже представить, что меня убьют, пока я буду лежать в слезах, жалея саму себя. Нет, пока еще могу двинуть хотя бы пальцем — я буду пытаться защищаться, и защищать Этьена, даже если искорка жизни уже улетела из его тела к звездным высотам или растворилась в линии горизонта, стирающейся в это время дня.

Белое свечение понемногу становилось все более тусклым. Интересно было бы все же узнать, откуда оно пришло мне на помощь, отогнав жгуты. Рядом больше никого не могло быть, кто же спас меня? И почему он не сделал этого раньше… ведь мы бы сейчас боролись вдвоем.

Ветер, уже не пытаясь оторвать волосы вместе с кожей, холодил пропотевшую спину даже через свитер. Я стояла, выпрямившись в рост, на подрагивающих от слабости ногах и просто ждала, что будет дальше — ждала, не сводя глаз с Этьена. Он не шевелился, а я все пыталась представить себе, что он открывает глаза и пытается улыбнуться мне.

Вспомнился почему-то один вечер, проведенный дома, наедине. Это было уже довольно давно, в один из тех долгих дней, когда я только приходила в себя после похищения. Наверное, в эти дни нелегко было меня разговорить — но у него это получалось. Я вынужденно лежала в постели, он примостился рядом и поначалу просто молчал.

— Интересно, что было бы, если б люди о нас узнали? — вдруг сказал он, — А может, на самом деле этот вовсе не страшно, и не стоит так упорно скрывать от всех факт нашего существования? Может быть, люди задумались бы, изменились… Все ведь меняются, только иногда направить нужно. Чуть подтолкнуть.

Я покачала головой.

— Мне только что напомнили, сколько бед может произойти под прикрытием слов «вера», «бог», «чудо», — снова встало перед глазами замковое подземелье из времен крестовых походов, и Этьен понял меня, — Может быть, люди действительно изменились с тех пор, стали гуманнее. Только мне кажется, что эмоции сейчас привыкли выражать как-то более ярко, спонтанно и необдуманно — и у этого тоже много последствий, эта странная шаткость в энергетическом балансе. И потом, ведь это действительно в нашей природе — задумываться, когда уже практически поздно. И вот тут, я уверена, все было бы так же. Сам подумай, стоит только немного пофантазировать — все представляется.

— Ну, не знаю, мне кажется, ты слишком категорична. В конце концов, что сейчас все читают, смотрят, да во что на приставках режутся, в конце концов? Кругом фантастика, супер-герои и монстры, как живые. Что им мешает поверить и в нас? Да и — как иначе мы сможем действительно что-то изменить, не представляю.

Я слабо улыбнулась.

— Читать про монстров в книжке и встретить наяву — это совсем разные вещи, как ты понимаешь. На самом деле это чудо, что ты принял все именно так — я даже сама не знаю, как отреагировала бы на такое, послала бы всех подальше, наверное, самое меньшее. Нет, скорее люди нас испугаются, чем примут и станут помогать. Пусть уж все так, как есть.

Этьен тогда нахмурился, не захотел принимать мои слова, но и разговор продолжать не стал — то ли понял, что спорить бесполезно, то ли решил не нарушать тот хрупкий болезненный покой, едва установившийся в нашем доме. Может быть, я тогда была не права? Может быть, стоило попытаться привлечь сторонников, и сейчас нам было бы кому помочь? И мы не были бы так безнадежно одни… Нет, если смотреть на вещи реально — ерунда все это, начни мы говорить о своей сущности, нас тут же отправили бы в психушку. Может быть, там и можно было бы подыскать сторонников — но оттуда было бы совсем уж сложно защищать человеческий мир…