Лиза Смедман - Ураган Мертвых

Она смерила балора пылающим взглядом, что мог бы испепелить его.

— Продолжай, — прорычала она. — Закончи это. Убей меня.

Ведонай усмехнулся:

— Ты бы этого очень хотела, так?

Чёрный дым шёл из его пасти, когда он говорил. Он вложил меч в ножны на спине, гася его пламя. Затем сел перед женщиной на корточки, положив руки на колени и свернув крылья. Рана всё ещё зияла в его животе: и то, что порез не зажил, сказало Каватине, что она была на просторах Абисса — единственного места, где демон мог бы быть действительно уничтожен. Вендонай, казалось, не сильно беспокоился о внутренностях, свисавших из раны и чёрной крови, что впитывалась в спутанные волосы паха и стекала на утоптанную землю. Он был слишком увлечён, злорадствуя.

Каватина решила сделать одну вещь перед смертью. По крайне мере, она бы предупредила высшую жрицу о предательстве Халисстры. Она сделала вид, что кашляет. Это скрыло имя, которое она произнесла:

— Куилью.

— Она не сможет услышать тебя, — зашипел демону. — Если я того не захочу.

— Куилью! — кричала Каватина.

Её голос звучал странно, будто возвращаясь к ней обратно.

Куилью не отвечала.

Вендонай — смеялся.

Несмотря на достаточный жар, исходящий от связывающего Каватину кнута, её тело пробила дрожь. Куилью была обязана услышать зов даже из глубин Абисса.

Молчание высшей жрицы пугало сильнее любого демона.

Позади балора Халисстра простонав, перевернулась на живот. В отличие от демона, её раны затягивались. Она медленно, упираясь в землю коленями и оттолкнувшись руками, приняла сидячее положение. Слегка повернув голову, она, сквозь путаницу волос, смотрела на Каватину. Одна рука дёргалась, показывая:

Я думала, что ты убьёшь его. Именно, поэтому я принесла тебя сюда.

Каватина не поверила ни единому слову. Если бы Халисстра хотела, чтобы она победила демона, то предупредила бы её, или хотя бы намекнула. Нет, Кающаяся Леди всё ещё была в рабстве Лолс. Халисстра уничтожила свой единственный шанс на искупление.

Пальцы Меларн всё ещё двигались, показывая слово, которое окончилось жестом согнутого пальца, обозначавшим вопрос:

Нападём?

Каватина почти смеялась. Немного поздно для такого предложения. Она была связана магическим кнутом, жар от которого постоянно жёг её кожу, напоминая о жалком положении. Даже учитывая всё это, Рыцарь кивнула, замаскировав жест под простой подъём головы, и мельком оглядела узлы на запястьях. Если Халисстра действительно нападёт, то у неё будет момент, чтобы, перекатившись по земле, схватить святой символ. Меларн же в это время медленно поднималась.

Демон повернулся к ней и проревел:

— На землю!

Халисстра, хныча, упала.

Каватина сжалась в комок, но демон сжал её плечо, останавливая Рыцаря. Балор перевернул её на спину. Он опустил руку, весившую как крупный валун, ей на грудь.

— Для Рыцаря Тёмной Песни ты не очень умна, — сказал демон.

Глаза Каватины расширились, ведь она не говорила ему, кто она такая.

Балор улыбнулся:

— Ах да, я умею читать твои мысли. И твои — Халисстра.

Неужели это так? Каватина представила, как она расчленяет демона. Медленно.

Вендонай рассмеялся:

— Халисстра надоела мне. А тебя я нахожу забавной.

Он лениво провёл когтем по обнажённому телу Каватины.

Рыцарь знала, что он будет рад, если она будет дрожать под его прикосновениями. Она смотрела в его глаза, жёстко контролируя тело, не позволяя ему дёргаться.

— Ты меня не пугаешь, — сказала она.

— Я — вижу, — демон опустил тупую морду к её груди, и вдохнул. Когда он встал, улыбка разрезала его лицо. — Халисстра предала тебя. Она привела тебя прямо ко мне. Скажи, жрица Эйлистри, что ты с ней сделаешь, если переживёшь это?

— Милосердие Леди Танца — бесконечно, — ответила Каватина. — Если Халисстра действительно раскается…

— Но она этого не сделает, — усмехнулся Вендонай. — И мы оба знаем это. Помни, я слышу твои мысли. Мгновением прежде, ты пыталась достать свой святой символ. Как раз перед этим, ты мечтала проткнуть Халисстру своим клинком. Ты бы задушила её своими собственными руками и предала навсегда её душу Абиссу, если бы только эта тварь могла умереть.

Халисстра всё ещё съёжившись позади демона, захныкала.

Каватина не ответила. Это было правдой. В целом, если не смотреть на детали.

— Да… — прошипел демон через ряд острых зубов. — Это ведь так, правда? Это и есть твоя тёмная сторона, Каватина, та, которую ты скрываешь. Тебя довольно тяжело подавить. Твёрдость. Несгибаемость, рождённая гордостью.

Каватина ничего не сказала. У неё были причины быть гордой. Кроме того, сейчас она сожалела о своих мыслях.

Демон наклонился ниже:

— Ты следуешь за догмами своей веры. Но иногда это довольно трудно для тебя. Твой характер иногда… проявляется. Ты наслаждаешься охотой, убийством. Чуть больше, чем нужно.

— Я делаю, как велит Эйлистри.

— Да. Но я вижу, что лежит в основе этого. То, что заставило тебя поставить охоту за демонами во главе. Гнев, — демон поднял голову. — Возможно, рождённый ревностью? Что могло заставить тебя, такого гордого Рыцаря Тёмной Песни Убийцу Селветарма, ревновать к чему-либо?

Каватина снова промолчала. Она сосредоточилась на ненависти к демонам, и к этому отродью в частности. Она заместила этим все мысли в голове. Запихнув все остальное в тёмный угол, где Вендонай не сможет отыскать это.

— О, так вот что это? — демон воскликнул, и ложное удивление появилось на его звероподобной морде. — Всё это… только потому, что тебя не искупили?

Халисстра села позади него. Она наклонилась вперёд, и с надеждой смотрела на Каватину.

— Я — жрица Эйлистри, — медленно проговорила Каватина. — Я дала клятву клинка так же, как и остальные жрицы…

— Не так же, — мягко произнёс Вендонай. — Они были искуплены. А ты… просто дала клятву.

Каватина скривилась. Демон играл с ней, дёргая её за самые потаённые страхи и бросая их ей в лицо. Она не должна была попасться на это:

— У меня не было никакого божества-покровителя до принятия меча Эйлистри. Я родилась в этой вере. В отличие от других, мне не нужно было искупление. Мне было нечего искупать.

— К счастью для тебя, — промурлыкал Вендонай, — Потому что, в отличие от других жриц, ты возможно, никогда не сможешь быть искуплена, — он наклонился ниже, и из его раны потекла кровь. — И знаешь почему?

Каватина не ответила.