Сиалана - Потерянный осколок

Покашливание бдительного кельпи вернуло меня к жаркому. Жалобно смотрю на Кайю, а тому хоть бы хны. Невозмутимая статуя. Хотя в такой одежде ему только и осталось, что возмущать. Я понимаю, что плотоядные кони, это не люди, но можно же одеваться поприличнее. Плотно прилегающие к ногам, с множеством увеличивающихся к бедрам в геометрической прогрессии дыр штаны скорее обнажали, чем скрывали что-то. Все эти не оставляющие фантазиям не единого шанса проветривающие отверстия тянулись от внутренней стороны лодыжек по диагонали прямо к наружной стороне бедер, заканчиваясь на уровне пупка. Ни ремня, ни пуговиц это рванье не имело. Цвет же мало отличался от цвета кожи: почти белый с голубым, но с более насыщенным отливом. И это все, что было на мальчишке. Иногда кельпи еще носят украшения в виде бус и браслетов из камней и ракушек. У мужчин часто можно встретить боевые нарукавники во все предплечье и ладонь, в основном, из рыбьих костей и острых шипов. Никогда не хотела бы встретить рыбку, что была обладателем сего арсенала.

— Все, я наелась, — возвестила банши, впихивая почти пустую тарелку коняге, и откинулась на подушки.

— Ты не все съела! — возмутилась няня.

— Я тебе оставила, — заискивающе улыбаюсь.

Кайа хищно посмотрел на тарелку, облизнулся и, разрываемый желанием и обязанностями, в надежде уставился на меня.

— А как же ты? — крепко сжимая драгоценное жаркое, будто это последнее тушеное блюдо в мире, нехотя поинтересовался кельпи. Ну и мордочка! Я ему сейчас бы и деньги, и коня, и все имущество отдала.

— А я наелась, или ты не расслышал? — подмигиваю.

Всевышние! Сколько радости. Не успела я расхохотаться, как Кайа уже заглотил оставшееся и принялся вылизывать тарелку. И как-то не по-человечески он это делал. Вот как бы вы вылизали тарелку? Языком, ведь так?! Кельпи делают не так, по крайней мере, именно этот кельпи. Дите пальцами трет тарелку и потом смачно облизывает их, закрывая глаза и мыча от удовольствия.

— Жеребенок, ты когда нормально ел последний раз? — подозрительно все это.

— Дамно, — блаженно смакуя свой палец, прокартавил мелкий, — но сейсяс узе луцсе[19].

Кто бы сомневался. И вампиру понятно, что не шибко баловал тиран свой народ. Что с ним сделали, я до сих пор не знаю. Широ предлагал рассказать, но просьба девочки не позволяла мне позлорадствовать над этой тварью. Что я непременно сделала бы, расскажи мне все подробности его кончины. А о смерти ублюдка мне было доподлинно известно. И не дай Всезнающие хоть кто-то узнает, что банши вырубала сама себя, надавливая на нужные точки, только чтобы не петь песнь по этой мерзости. По крайней мере, первые два дня я чувствовала неотвратимость смерти и ждала крика. Точнее благополучно попыталась его проспать, не получилось. Крик настиг меня в полусознательном состоянии на третьи сутки. Весь следующий день я заглатывала сонные порошки в таких количествах, как будто бессонница мучила как минимум недели две. Но парализующие точки никто не отменял, и я просто обездвижила себя. Оказалось, как раз вовремя, меня затянуло в транс, но по причине моего состояния не стояния я не могла петь. Лишний день я проспала из-за передозировки снотворного. Умереть не умерла, но задержала всех на пять рассветов больше, чем рассчитывали.

Вся наша прошедшая боевое крещение компания посчитала меня съехавшей с катушек истеричкой, что оказалось на руку. Мало кто захаживал ко мне, и в этом случае обездвиженная я просто закрывала глаза и изображала летаргический сон. Няньки уверовали, остальные не заходили. Правда о себе напоминал голод и естественные нужды. Кто бы видел, с какой скоростью я неслась в уборную, жуя на ходу первую попавшуюся съедобную вещь и запивая ее стаканом воды. Дамская комната на эти пять дней стала для меня и столовой и химической лабораторией. Получилось три в одном. Все сонные порошки были на травках, собственного производства и создавались на ходу между перебежками и, собственно, в уборной. После чего я в кратчайшие сроки стремилась вновь впасть в бессознательное состояние.

Посмотрела на счастливое лицо Кайи. Ох, не ведают они о моих злоключениях. Не ем я, не потому что в депрессии, а по причине отравления все теми же травками. Ну переборщила, с кем не бывает. Но кто ж знал, что эти помешанные на заботе мамашки меня откормить вздумают. Я еду не то, что видеть, я ее и нюхать толком без рвотных позывов не могу. А этот изверг в меня почти тарелку впихнул. С завтраком то я расправилась весьма тривиально, прикормила растеньице. С обедом не прошло, увы.

— Ну что, надсмотрщик. Когда отправляемся, узнал?

— Вечером.

О как! Значит, ночью поедем. Странно, неужели Широ решил пойти вдоль границы Хрустальных лесов и Дубовой рощи. До столицы можно и по эльфийскому лесу дойти, но это в обход. Если же по пограничью идти, то сэкономим рассветов пять, шесть.

Дубовая роща — территория дриад. Хрустальный лес окружает рощу с двух сторон. Таким образом, граница изгибается почти под прямым углом, уходя на запад. Самая короткая дорога до Tintill Elin[20], эльфийской столицы, это западная граница. Прямо по ней можно с легкостью преодолеть путь за двадцать рассветов, восемь из которых мы будем идти по территории светлых.

Но не все так просто. Если бы не коренные жительницы рощи, путь был бы идеальным, а так его легкость поверхностная. Пусть дриады не враги эльфам, а соответственно, нам, они все же не терпят вторжения в их владения без предварительного оповещения и официального визита. В противном случае, нас можно будет только пожалеть. Если не застрелят ненароком, то пленят до дальнейшего разбирательства. Тогда мы потеряем гораздо больше времени, чем выиграли бы. А то и головы сложим из-за недоразумения. Дриады, они такие. Сначала стреляют во вторженцев, а потом интересуются их личностью.

— Вислоухий решил рискнуть, — пробормотала я сама себе.

Наше уединение было нарушено стуком в каменную дверь. Разрешения томившийся с другой стороны так и не получил. По неизвестным причинам, я боялась впустить гостя.

Без моего дозволения никто не может войти в покои. Дворец надежно охраняет меня. Как оказалось, живой Galad Isilme может быть весьма полезным. Приняв меня в число своих хозяев (громко сказано, он меня через раз слушается), дворец выделил мне комнаты и свою защиту. Сейчас она мне пригодилась. Не хочу открывать.

Стук повторился. И тишина.

— Похоже, бессовестная баншы боится со мной встретиться, — раздалось за дверью, — трусиха!

От этого насмешливого голоса кровь отхлынула от лица и уши заложило. И что мне делать? Вечером ведь все равно увидимся. Но это вечером, там буду не только я, а сейчас мы будим наедине. Кайа точно ускользнет куда-нибудь, он чуткий не в меру.