Любовь Пушкарева - Утраченный покой

Хорошая формулировка, надо запомнить.

Я вкратце выложила, в чём дело. Его, как и меня, насилие, творимое над Ники, не оставило равнодушным.

– Бедная девочка, бедная малышка, – он взял ее за руки. – Ну ничего, главное, теперь ты в хороших руках, да? – и он требовательно глянул на меня.

Я кивнула не совсем понимая, что он имел в виду.

– Я так понимаю, ты не хочешь наносить фокус какого-то одного зверя? Хочешь стать полноценным перевертышем?

»А-а-а… Ну вот, Фрешит знает о татуировках и фокусах зверя, а я нет!»

– Да хочу. Но если не выйдет, то уж лучше какой-то один зверь, только не гиена.

– Ну да, гиена – для девушки это крайне неприятно, – согласился Фрешит, и я вдруг каким-то щелчком вспомнила программу по Анимел-плэнет, посвященную им. У гиен матриархат, у самок ложный пенис, они крупнее самцов и накачаны тестостероном и агрессией, а детеныши убивают друг друга. Ужас.

Тут Ники расплакалась.

– Я перекинулась, когда была с Тони, перепугалась до смерти, тут же плюхнулась на пол. А он ничего не понял, говорит: «Какая же ты красивая: мохнатая и полосатая, ушастая собачка!», – рыдала она. – Если б он увидел ту мерзость, его б стошнило.

Зная Тони, я была с ней полностью согласна.

– Так что, – успокаиваясь, ответила Ники, – Перевертышем мне, конечно, хочется быть, но главное – я не хочу быть гиеной.

Фрешит задумчиво глядя в сторону, произнес:

– Знаешь, я бы все же советовал нанести временный фокус, хной например. Чтобы легче было контролировать vis.

– Как это? – поразилась Ники, я тоже навострила уши.

– Ну обычно фокус – это же и резервуар, а vis-центры у тебя и так есть, значит, столь глубокая телесная привязка нам не нужна. Тебе просто нужно лучше управляться с собственным vis, нужен костыль для разума, не для тела. Так что…

Мы обсуждали разные возможности еще около часа, а потом нас сморил сон. Фрешит, как истинный джентльмен, принес нам одеяла и подушки, придвинул пуфик под ноги, и мы втроем славно задремали, ничего не опасаясь.

Сон мне снился странный, будто я в лощине родника: холодно, сыро и немного затхло, но место в общем-то не враждебное. Просто чужое. Рядом со мной две девочки: золотоволосая кукла-принцесса и оборванка с собачьим хвостом и собачьими же ушами, нет, с ушами гиены. Они жмутся ко мне, потому что им холодно, но не страшно. Мы стоим на пятачке твердой земли, но не рискуем куда-то идти, понимая, что кругом топь.

– Холодно, согрей нас, – просит принцесса.

– Мы в гостях, – отвечаю я, – нельзя хозяйничать.

– Холодно, – капризничает девочка, а оборванка поскуливает без слов.

– Уважаемый хозяин, нам холодно, – громко оповещаю я заросли камыша и хмурое небо.

Перед нами появляется тропка из камней, а небеса чуть светлеют.

Мы начинаем скакать с камня на камень и выходим на больший сухой островок, появляются цветные стрекозы и девочки веселеют, отвлекаясь на них. А я вижу его – Фрешита, он такой же, как в жизни, только полупрозрачный – из воды.

– Они еще совсем дети, – говорит он, и я согласно киваю, – А вот ты сильно повзрослела, и быстро. Что это? – вдруг обеспокоено спрашивает он, – Что на тебе?

– Где? – я оглядываю и ощупываю себя и вдруг обнаруживаю тяжелый ошейник. Привыкла к его тяжести и поэтому не замечала.

Фрешит кривится, как будто увидел что-то гадкое.

– Какая же он скотина, – бурчит он себе под нос. И я понимаю, что он думает, будто Седрик надел мне этот ошейник.

– Это не Седрик, – говорю я. – Это я сама… Так надо было.

Фрешит грустно смотрит на меня и на девочек, и его взгляд, будто странный прожектор, высвечивает, что принцесса худа и в ее глазах затаился страх, несмотря на самоуверенные повадки, а возле сердца на платье запеклась кровь. Оборванка же вся в кровоточащих ранах, она играет, но когда задевает их, то невольно поскуливает, и хвост всё время поджимает.

Свет и Тень, это – мои девочки? Мои плейбойские зайчики? Мои светлые глупышки? Я подхожу к ним и обнимаю, они радостно льнут, и я вспыхиваю белым светом, чтобы согреть их.

И просыпаюсь.

Девочки полулежат рядом со светлыми улыбками, а у меня чуть щемит сердце от такой сильной самостоятельной вспышки.

Фрешита не видно и не слышно. Наверное, тоже спит.

Я тихонько растолкала девочек: нам пора уходить, хватит злоупотреблять гостеприимством и терпением хозяина. Вот только расплачусь с ним за услуги.

Выставив девчонок за дверь, я прошлась по дому, тихо окликая Фрешита.

Нашла его в кабинете; он стоял возле окна и, казалось, не замечал ничего вокруг. Я застыла, не зная, как быть – уйти, не отблагодарив, нельзя.

– Не сейчас, Пати. Потом. Обещаю, что не буду настаивать, если момент окажется неподходящим для тебя, – произнес он, не оборачиваясь ко мне.

– Спасибо, Фрешит, – и я выскользнула из комнаты, понимая, что он тоже видел этот сон. Что именно он видел? Какой видел меня? И как перенес мою вспышку? Ох, сиять было очень невежливо, – запоздало подумалось мне.

Мы покинули дом болотника, и я тут же принялась искать Шона по ментальной связи. Странный сон здорово прочистил мне мозги, и я с ума сходила от беспокойства за моих непутевых мужиков.

Шон не сразу, но откликнулся. Расстояние добавляло помех, но я поняла, что у них всё нормально и они возле моего дома. Хорошо что ранним утром не было пробок, только докучливые грузовички с продуктами замедляли путь, но добрались мы в рекордные сроки.

Девочки с радостным визгом повисли на устало дремавшем до нашего появления Тони, а я вцепилась в Шона.

– Рассказывай!

– Ну мы никого не убили, и только одному выбили челюсть.

– Что? И всё? Ты опять что-то скрываешь! – взъелась я.

– Скрываю. Но Седрик к вам претензий иметь не будет, это точно.

– Шон, не зли меня. Выкладывай как есть.

– Ну раз вы настаиваете.

Волки, как и предполагалось, поджидали Тони в парке. Увидев, в какую он превратился зверюгу, они струхнули и чуть было не отказались от своих планов, но сука погнала их в бой. Тони потрепал их немного, а потом подключился голодный инкуб. Одного слабака он вообще своей силой вернул в человеческое обличье, на остальных наслал… свою силу. Вместо убийственной драки вышла замечательная собачья свадьба.

Я схватилась за голову.

– Лучше бы вы их просто зубами да битой. Тони! Тони, – я выцарапала засыпающего из нежных ручек, – Я правильно поняла, что кровавой суке теперь конец? Что она скатилась вниз по иерархической лестнице?

– Совершенно верно. И пусть радуется, что жива осталась. Вот уж кого бы убил с удовольствием.

– Мой злой песик! – вякнула Ники.