Виктор Некрас - Ржавые листья

— Пусть живут, — обронил князь.

— Ну, здравствуй, Жаре.

Голос прозвучал средь осеннего поля внезапно, менее всего уместный здесь и сей час.

— Гой еси… — Жар поперхнулся словами, глядя расширенными глазами на своего господина, освещённого неярким холодным солнцем.

— Живой я, живой, — спокойно процедил Варяжко, поигрывая ножом. — Честь свою спасти хочешь?

— Гой еси, Жаре.

— Господине… — Жар невольно обернулся.

— Не бойся, — Варяжко криво усмехнулся. — Я Блуда нашёл, Жаре.

— Ну-у… — протянул Жар обрадовано, сжимая кулаки. — И где ж эта крыса прячется?

— А вот пойдём ныне со мной — и всё узнаешь…

Военежичи сбегались со всех сторон, складывая в кучу оружие Чапуричей, выстраивались в блестящую доспехами цепь. Сзади уже ржали и били копытами кони, трубач продувал рог, извлекая из него нежно-хрипловатые звуки. А кто-то из киян уже отворил двери иных клетей, и на свет выходили кмети Чапуры, выходили, ничего не понимая, настороженно озираясь по сторонам, бросая жадные взгляды на своё оружие и многообещающие — на Военежичей.

А Волчий Хвост подошёл вплотную к Чапуре и показал ему в руке что-то, тускло блеснувшее серебром. И Чапура, явно готовый разразиться цветистым ругательством, вдруг переменился в лице, смолчал и даже чуть вытянулся, а бешенство в его глазах вдруг сменилось угрюмым отчуждением.

Волчий Хвост, всё ещё хмуро, бросил Чапуре:

— Сюда идёт Свенельд почти с тремя сотнями. Я должен его встретить.

— А кто мне всё ж докажет, что ты не перелёт? — ледяным голосом возразил Чапура, и Военег Горяич стал ещё угрюмее.

— Ты что, знамено не видел? — спросил он мрачно. — Что тебе ещё надо? Чтоб сам великий князь сюда приехал, что ль?

Ничего больше не говоря, он махнул своим рукой, что-то неразборчиво проорал Самовит, и в растворённые ворота густо потекла конница.

Свенельдичи высыпали на ополье перед Ирпенем и почти сразу же вспятили. На градском холме, почти у самого вала, молчаливо стояли плотные ряды всадников, и яркий солнечный свет играл зайчиками на их нагих бронях, искрами ломаясь на кольчужном плетении. На несколько мгновений упало тяжёлое каменное молчание.

Варяжко, расталкивая толпу, пробился к Свенельду, кивнул на крепость и спросил с недоумением:

— Это что, почётная встреча?

Свенельд молча толкнул коня каблуками и двинулся вперёд, а следом, вытягиваясь в стороны и поневоле перемешиваясь ещё больше, потекло всё его невеликое войско. Варяжко — а он не верил никому, опричь себя, — положил руку на рукоять меча и, отыскав взглядом своих, кивком подозвал к себе.

Свенельд ехал медленно, всё ещё не веря в то, что сей час должно было случиться, в то, что Нестреча выткала для него ныне чёрную нитку и уже взялась за ножницы. Он ясно видел над стоящей в молчании ратью чёрное знамено Волчьего Хвоста с вышитой серебром волчьей мордой. И от души надеялся, что это была именно почётная встреча, хотя в глубине души уже точно знал правду.

Когда Свенельду и его воям до холма осталось не больше трёх перестрелов, в граде взвился высокий столб чёрного дыма и рывками, комкаясь на ветру, пополз вниз чёрный стяг над головной вежой. Кто-то в первом ряду махнул мечом. Победно и напыщенно взвыл рог, всадники враз сорвались с места и, рассыпаясь широкой лавой, покатились вперёд, а над опольем повис торжествующий волчий вой — так всегда шли внапуск кмети Волчьего Хвоста.

— Знамено! — крик отдался в ушах звоном и, все невольно вздрогнули, хотя ждали его с нетерпением.

Гюрята Рогович невольно подобрался на приплясывающем горячем жеребце, оглядел своих хмурых воев, что уже оправляли оружие и справу, и сорванным голосом крикнул:

— Ну, пошли!

Земля дрогнула от слитного топота четырёх с половиной сотен конских копыт.

Сшиблись тяжело и мощно. В ушах ещё стоял грохот копыт и свист стрел, а кони, приученные к боям, уже прянули вперёд, в самую гущу боя, неся на спинах своих окольчуженных всадников.

Сшиблись, ударили.

Ударили в копья, в мечи, кто-то даже умудрился в этой тесноте выстрелить из лука, сверкали ломаные проблески мечей, кто-то с хриплым рёвом, отринув щит, обеими руками орудовал тяжёлой широколезвийной совней, то-то крутил визжащим кистенём, круша и щиты и шеломы.

В глаза Волчьему Хвосту на миг бросился Самовит — варяг дрался спокойно и размеренно, скупо раздавая мечом удары. Его левая руки вроде бы недвижно держала щит, но почто-то поспевала отбить любой удар, целящийся в дружинного старшого.

Где-то, в отдалении, орудуя двумя мечами, бесновался Варяжко. Вокруг него вмиг возникла пустота — бывший первый меч Руси не то что задеть себя не давал — он просто никого не подпускал близко.

Волчий Хвост выдал свой любимый боевой клич — вой волчьего вожака, вклинился в середину Свенельдичей, разбросал четверых, как боевой корабль — волну, и встретился лицом к лицу с самим знаменитым воеводой. Старый урманин вздел меч навстречь ему, и два клинка скрестились.

Когда-то давно Волчий Хвост даже жаждал этой схватки. Свенельд был тогда его соперником, мало не врагом. Но ему, сотнику Военегу Волчьему Хвосту, старейший воевода киевского великого стола был тогда не по зубам. Ему, Волчьему Хвосту было тогда лет двадцать пять, а Свенельду уже и тогда — не меньше пяти десятков. Никто из русских витязей на памяти Военега Горяича не знал Свенельда молодым, урманин всегда был для них седым матёрым воякой. И назвище-то его значило — Старый Свей, Swen жld. Позже, после грецких войн и гибели Святослава Игорича, когда Волчий Хвост и сам стал воеводой, такая жажда отпала. Иных соперников и не стало — Добрыня уехал с Владимиром, Искусеви погиб, Слуда Ярополк поставил в Чернигов, Рубача — в Переяславль, Блуд… ну тут дело особое. А ныне вот, как в насмешку, Доля (или — Недоля?) столкнула их впрямую. Отбросив недомолвки и увёртки. Только меч!

Проведя несколько ударов, Волчий Хвост вдруг усомнился в победе. Ну да, он моложе и быстрее, хоть и не настолько, как Варяжко. Но Свенельд — искуснее, а в силе и выносливости не уступит степному волку Военегу.

Они долго кружили бы опричь друг друга, от души полосуя воздух клинками, брызгая при ударах искрами, но коловерть боя быстро растащила их в разные стороны.

Свенельдичи проигрывали. Их кони устали и не получили должного разгона для встречного удара, их застигли врасплох, они даже не успели развернуться в лаву. Да и не умели эти новики, вчера от сохи, нападать в конном строю, как и большая часть славянских воев. И даже многие кмети, что живут войной, на коне чаще всего просто приезжали к месту боя, а в наступ шли пеше. А вот у Волчьего Хвоста все были навычны биться верхом, даже варяг Самовит, хотя у варягов, слышно, даже князья пеше в бой ходят. Но тяжко приходилось и Военежичам…