Людмила Астахова - Бог из машины

Эск называет это «трапезой». Что ж… пусть Предвечный наконец-то насытится.

Тив Мэриот монотонно делал свою работу, не отвлекаясь, не доверяя никому другому ритуальный нож. Хотя… ритуальным он стал только этой ночью, а до сих пор верой и правдой служил повару на кухне – хорошо наточенный и сбалансированный, чтобы рука кухмейстера не утомилась.

И пока Благословенный творил Призыв, тив Мэриот предвкушал собственную долю от изобильного магического пирога Хереварда. Исполнителю приговора-ритуала перепадет немало сладких крошек. И их хватит надолго и на многое.

Двумя эсмондами кровавое пиршество только началось и продолжилось далее в прогрессии, столь любимой диллайн. Две жертвы, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать две… Шестьдесят две жизни оборвались под руками Мэриота. Мужчины и женщины – почти все идейные собратья Лойха в Санниве. И еще кто-то из аннис. Возможно, сама Итэль Домелла дама-аннис Сар. Палачу было любопытно до зуда в ладонях. Порешил ли Херевард гордую женщину, столько веков умевшую не только лавировать между сильными мира сего, но отстаивать свое мнение, или выбрал иную чародейку.

Так или иначе, но в итоге в живых остался только один эсмонд – тив Реваллон – давний политический соперник Благословенного, мужчина неробкий, если не сказать бесстрашный.

– А с этим что?

Но Оро не слышал вопроса, оставив решение на совести подручного.

Реваллон не дрогнул и встретил взгляд своего убийцы спокойно. Хотя тот выглядел устрашающе – весь залитый кровью с головы до ног, липкий, черный в неверном свете, блестящий. Будто жук.

– Мне все равно, а Предвечному – тем более. Где шестьдесят три, там и шестьдесят четвертый, так?

И прочел по губам жертвы: «Режь уже. Не томи».

– Или оставить до следующего раза?

«Все там будем. Я могу и подождать».

У преподобного оказались на редкость крепкие нервы.

– Уважаю, – хмыкнул эсмонд-палач.

Ирония состояла в том, что тив Реваллон питал слабость к даме Сар. Она – первая, он – последний. Забавно.

– Вместо тебя, похоже, к Предвечному отправилась Итэль, – пояснил Мэриот и стал дожидаться реакции на свои слова. Любопытно же. – Не хочешь последовать за дамой сердца?

«Не хочу».

– Да? Хм… Ну тогда… живи. В конце концов, кого-то надо оставить про запас.

И ударом рукоятью по голове оглушил жертву.

Сейчас… сейчас на них с Херевардом прольется водопад Силы, и еще один конкурент им не нужен.

Ну же… ну… еще чуть-чуть…

И Предвечный оказался щедр, как никогда прежде…

Теперь все получится, как надо. И каждый тив Синтафа заговорит голосом Хереварда Оро, и в душе каждого диллайн отзовется эхом этот голос. Пусть чернь и благородные, все людишки узрят Силу и ощутят десницу Предвечного на своих плечах. И не думают, будто в Эсмонд-Круге собрались фокусники.

Забыли, кто здесь главный? Так мы напомним!

Осторожные шажочки… тихое восклицание… теплая слезинка на холодеющей щеке…

Холодно, ужасно холодно…

– Миледи! Кто же это… с вами такое?

Но голоса нет и, похоже, уже не будет.

– Х-р-р-рр…

– Я позову… Кого позвать-то?

Умненькая девочка эта аннис Вилф.

– Пр-ч-чь… Спр-чь…

– Я спрячу, я поняла… Вы не умрете, моя леди.

Я не умру! Теперь точно не умру.

От священного одеяния Мариеру Тою пришлось избавляться скотским образом – бросить в выгребную яму, чтобы уж точно никто не нашел и не опознал. Добавить воровство сохнувших на заднем дворе гостиницы штанов и рубашки – и получается, что служитель Предвечного, сам того не желая, превратился в святотатца и вора. Очень быстро, между прочим, превратился – всего неделя гонений и скитаний ушла, чтобы избавить тива Мариера от всех иллюзий относительно собственного морального превосходства над обывателями.

Еще до того, как началась это проклятая смута, в Солоницах тивам несладко приходилось. Что ни год – то наводнение, как ни лето – то неурожай, земли бедные, глинистые, народ озлобленный. Уже бы давно все побросали и подались бы в другие места, где житье полегче и побогаче, как раньше случалось. Но времена изменились, пустой земли в Янамари днем с огнем не сыскать, в соседних графствах тоже никого не ждут. Фабрики строятся и мануфактуры, города растут, людей все больше и больше, а земли все меньше. Вот и тянулись солоницевцы как могли, уповая лишь на милость Предвечного, и то в самом крайнем случае, потому что с каждым годом возможности тива Мариера становились все скромнее и скромнее. Он-то сам искренне полагал, что оскудение Силы происходит из-за убывания народной веры, и периодически пенял односельчанам на отсутствие духовного рвения. Те в ответ уверяли тива, будто верой крепки как никогда прежде, да только Предвечному, похоже, недосуг вслушиваться в мольбы простых смертных, которым потребны отнюдь не божественные откровения, а избавление кроликов от заразной опухоли, к примеру. Причем чем быстрее, тем лучше и для кроликов, и для людей. А Предвечный медлит. Почему?

Но совсем худо стало, когда пошли слухи о небожественной сущности Предвечного. Вместо проповедей и ритуалов пришлось тиву Мариеру доказывать, что его бог кое-чего стоит. И что самое паршивое, что корову от мастита еще худо-бедно получалось исцелить, а с кроликами – ну никак. Мрут от этих заразных опухолей – и все!

Сначала солоницевцы потеряли все поголовье ушастых, затем погнили запасы капусты, а уж когда посреди весны дети заболели дифтеритом да трое померли, староста пришел к тиву лично и сказал так: «Либо ты, преподобный, договоришься с Предвечным и он снизойдет к нашим бедам, либо проваливайте оба. Мы тут как-нибудь сами разберемся. Надо будет – откопаем камень-алтарь, у которого наши деды-прадеды молились Глэнне, а не услышит Сизая Луна, скинемся на дипломированного лекаря из самого Дэйнла».

Но вопреки ожиданиям преподобного, молитвенный ритуал, проведенный по всем канонам, ничего существенного не дал. Даром только собрались поселяне от мала до велика – без малого пять сотен человек – в храме и молили Предвечного об исцелении хворых детишек тоже зря. Только еще пятеро заболели.

После тризны по последнему мальчонке дом тива подпалили, и тому пришлось бежать от самосуда в чем был – в священном одеянии. И начались скитания Мариера Тоя, который, кроме как отправлять обряды и говорить о величии Предвечного, ничего в своей жизни не умел делать.

Жаловаться в Эсмонд-Круг бесполезно, его канцелярия и так была завалена обращениями, заявлениями, просьбами со всех концов Империи. Коллеги по служению тоже не торопились приветить бродячего тива, и, разумеется, никто не собирался делиться пожертвованиями. Лишних денег, как известно, не бывает в природе.