Ольга Громыко - Цветок камалейника

— Отцепись от нее, — велел Шелух, не отрываясь от бумажки. — Пить меньше надо, а не тараканов потом в тапочки обувать.

— У тебя на донышке ничего не осталось, ась?! — страдальчески прохрипел собутыльник, спуская ноги с кровати.

— Там. — Судя по отрешенности, с которой скуповатый «лавочник» ткнул в сторону шкафчика с бутылками, принесенные вороной новости затмевали несколько глотков браги.

Допив прямо из горлышка какое-то мутное, приторное вино, Дюжий Ась, верзила-вышибала из едальни «Дохлая корова»[35] снова обрел интерес к жизни.

— А чё случилось, ась?

Кость прочитал записку в третий раз и сунул обратно в мешочек.

— Репа ищет трупы двоих парней. Кто-то сообщил ему, будто их видели идущими в сторону Иггросельца.

— Морунов, что ль?

Шелух поморщился. Весь ум Ася находился в кулаках и из-за постоянного сотрясения никак не мог себя проявить.

— А как еще назвать людей, которых «заказал» сам Репа? Да еще пообещал по золотому браслету за каждого.

— И чего он взамен хочет, ась? — Громила зевнул, запустил лапу в прорезь рубахи и смачно поскреб волосатую грудь. — Их головы?

— Головы и… противоположные концы, — с присущей ему вежливостью сообщил Кость.

— Похоже, разозлился не на шутку, — присвистнув, заключил Дюжий Ась. — Как будто они его, хе-хе, ограбили!

Шелух соизволил хмыкнуть. За погляд на подобных недоумков впору брать деньги.

— Здорово, Кость! — У наемного убийцы Жота, лучшего дружка Шелуха, клички не было. Зато был мыслестрел, который отбивал у людей желание ее придумывать. А еще Жот так умело открывал запертые и скрипучие двери, что его замечали, лишь когда он здоровался (если, конечно, оное здоровье могло пригодиться собеседнику дольше чем на секунду). — Знакомая птичка. Есть новости?

Ворона, каркнув, взлетела гостю на плечо. К убийце, как и к живодеру с Булыжной улицы, она питала неосознанную приязнь — словно чуяла, от кого зависит ее благоденствие.

— Вот, глянь. — Шелух бросил Жоту мешочек.

— Так я ж их видел! — оживился тот, прочитав описание. — Ну точно, белобрысый парень и горец с кошаком.

— Уверен?!

— Ну…. — Убийца еще раз посмотрел записку. — Вроде и одежда такая, и мыслестрелов даже не прятали. Только с ними йер был, пришлый. Я еще подумал — во, компашка подобралась!

— Йер? — Это слегка охладило пыл Шелуха. Связываться с Взывающим слишком опасно, но… он-то Репе и не нужен. Не приклеилась же эта троица друг к другу, когда-нибудь да разойдутся. — А где ты их видел?

— У ворот. Они как раз в город входили.

— Пойдем посмотрим, — решился Кость. — А там по обстановке.

Святые братья обошлись с Фимием так изысканно вежливо, что он вышел из храма, будто оплеванный.

— Конечно, брат мой, мы непременно изловим воров и примерно их накажем, — благочестиво скрестив руки на груди, вещал Взывающий Цвирт, глава городских храмовников. — Они до конца жизни запомнят, что грабить убогих грешно…

За дверью аж стонали от смеха прильнувшие к ней Внимающие. Цвирт слышал это не хуже Фимия, но даже не подумал их шугануть.

— После обеда вся наша братия дружно помолится за возвращение твоей мантии, кнута, рубашки, штанов и сандалет, каждого по отдельности. Иггр не сможет устоять перед столь горячей просьбой и ниспошлет ворам совесть…

«Или хотя бы похохочет с нами за компанию», — говорили прищуренные глаза главы, в то время как лицо сохраняло одухотворенно-сочувственное выражение.

Придраться было не к чему, Фимию только и оставалось сквозь зубы поблагодарить «отзывчивого» брата. От бесплатного обеда тоже пришлось отказаться, несмотря на аппетит, подло прорезавшийся после купания. Но за общий стол Фимия не позвали, а жидкая, сваренная для нищих гороховая похлебка с неизменным хлебцем не стоила того унижения.

Украдкой показав храму два мизинца, йер побрел по городу, опираясь на подобранную по дороге палку. Новая мантия висела на нем мешком, собственно, им и являясь. Ткань из грубого, плохо вычесанного льна кололась даже сквозь рубашку, столь ветхую, что только появление Фимия спасло ее от участи половой тряпки. Плети ему вообще не дали — мол, запасной нету — зато предложили «на первое время» пастуший кнут, прозрачно намекая, что для незадачливого йера он самое то будет. Сандалеты, правда, ничем от прежних не отличались. Точно так же разваливались на ходу.

В отличие от членов прочих гильдий, любой йер мог взывать в любом городе — если, конечно, его не смущали неодобрительные взгляды местных храмовников. Но Фимий жаждал мести, а жалкий вид играл ему на руку: по разумению наивных жителей, молитвы столь самоотреченного храмовника были более угодны Иггру, чем чванливых обладателей мантий с серебряным шитьем. Да и подходить к нему с просьбами не так стеснялись. Ирн, правда, призывать не доверяли, но через какой-то час у Фимия и без того собралось достаточно бусин, чтобы занять лавочку в одной из уличных едален под тряпичным навесом.

Заказав обед и две кружки скваша, йер занялся обдумыванием своего невеселого положения. Жальче всего было плети. Свитая из особым образом выдубленной кожи двух цветов, она стоила половину серебряного браслета. По селищам такую сумму быстро не соберешь, тамошние жители еле-еле наскребали на необходимые в хозяйстве ирны, а молиться предпочитали сами. К тому же для ирн сейчас не сезон: сеять уже поздно, а коров покрывать рано. Разве что исцелить кого, но летом и болеют редко. Разумеется, дома под полом у Фимия хранился без малого полный сундучок, однако до родного селища пять дней ходьбы, и выставлять себя на посмешище возвращением в таком виде йер, конечно, не желал.

Значит, придется зарабатывать на плеть в Иггросельце. А Цвирт пусть хоть удавится.

Довольный собой Фимий поднес кружку к губам и чуть не выронил.

Мимо едальни, оживленно беседуя с каким-то горцем, шел спасенный им парень.

— Слушай, мы так не договаривались!

— Мы вообще ни о чем не договаривались, — огрызнулся Брент.

— Но дхэры же Глашатаи самого Иггра!

— Ха-ха.

— Если они перемрут, кто будет сообщать нам его волю?! Ведь Двуединый снисходит до бесед только с ними!

— Значит, придется ему снизойти до кого-нибудь еще. Или заткнуться.

— Это богохульство!

— Кто бы говорил. — Встречная телега вильнула влево, пропуская «йера», но жрец предпочел прижаться к стенке, отгораживаясь от докучливого парня пегим широколобым волом и тремя рядами клеток с галдящими курами.

Джай растерянно поглядел на горца.

— Он что — серьезно?