Законы Нижнего мира (СИ) - Евгений Сысоев
Часто юноша шутил, принимая в очередной раз толпу народа: что они будут делать, когда он уедет? Однако никто этого всерьез не воспринимал. Никому он, похоже, не был нужен, ведь никто за полгода его не искал. Родственников у юноши, по всей видимости, не было, раз особняк пустовал столько времени и он единственный, кто предъявил на него права. Друзей не было, наверное, из-за его странного, нелюдимого характера. Да и жены, видать, никогда не бывало, кому он такой нужен…
Полгода так и было, да. Но сегодня жители деревни поняли, что ошибались. В деревню приехала чужестранка…
Юноша же начинал свой день, как обычно, ни что не предвещало сбоя в привычном распорядке дня. Умылся, теперь это уже не занимало так много времени, как вначале. Пошел готовить завтрак. Собственно, приготовить нужно было чай, горячие пирожки уже ждали на столе — дело рук заботливой соседки Магды. Юноша пошарил рукой по нужной полке и нахмурился. Сколько можно было говорить, чтобы оставляли вещи на одних и тех же местах? Юноша не то, чтобы злился, он понимал, они это не со зла, просто опять уборку делали — знак признательности за помощь, ну, и, наверное, реализация материнских инстинктов. Только вот молодому человеку вреда от такой помощи было больше, чем пользы. Однажды, например, он заварил вместо чая горчицу, в другой раз знатно посластил сахаром отбивную. Потом, конечно, юноша стал осторожнее и прежде чем добавлять приправу, он сначала нюхал содержимое банки или пробовал на вкус. Беда только в том, что до того как понюхать или попробовать, нужно было сначала найти.
О, какая-то баночка. Так. Шалфей. Нет, так дело пойдет очень долго. Юноша прикрыл веки и полминуты простоял с закрытыми глазами, а когда открыл их, белые, выцветшие, они обрели легкий, едва заметный, фиолетовый оттенок. Молодой человек быстро осмотрел полки. Ага, вот она. Он взялся за банку и закрыл глаза, которые снова становились блеклыми, лицо его исказилось гримасой боли. Свободной рукой юноша вцепился в столешницу. Простоял так с минуту, потом расслабился. Ничего, уже не так больно и не так долго — хороший знак, наверное.
Юноша пошарил рукой по соседнему столику, нащупал металлическую чашку, налил в нее из ковша воды и поставил на уже разогретую печь (видимо, тоже стараниями Магды). После, немного шаркающей походкой, хотя гораздо увереннее, чем было несколько месяцев назад, юноша подошел к обеденному столику и сел на излюбленное место, напротив окна. Пусть он не видел пейзажа снаружи, но ему нравилось чувствовать, как солнышко ласкает кожу на лице. Вдруг на самой границе слуха возник звук. Шаги. Странно, для местных слишком рано, разве случилось что…
Но никто из жителей деревни беспокоить юношу в столь ранний час не решился бы, тем более ничего экстренного в поселении не происходило. А по дорожке, вдоль забора шла та самая чужестранка, приехавшая в Имдиль часом ранее. Это была совсем молодая еще девушка с темными, подстриженными в каре волосами. Внешний вид ее, и стиль одежды выдавали в ней уроженку Верисии, а аристократические черты лица и белая, нежная кожа, намекали на высокое происхождение.
Чужестранка подошла к калитке, привычным жестом поправила волосы и тут же поморщилась, недовольная этим неуместным действием, глубоко вздохнула и вошла во двор. Минуту постояла на месте, осматриваясь, затем направилась к звоночку возле двери, снова глубоко вздохнула и уверенно потянулась к шнурку колокольчика, на конце которого висел искусно сделанный значок в виде синей птички.
