Величие ошибочного мира (СИ) - Элайджа Бунн
Под крики и мольбы о помощи, преступника вывели из зала. За ним последовали члены судебного заседания. Человек в черной мантии неторопливо повернулся к пьедесталу:
— На сегодня это был последний обвиняемый, Мой Господин, — томно произнес он.
Редэм медленно опустил взгляд вниз, на своего слугу.
— Хорошо, ты можешь идти, Беллиат, — это был тяжелый твердый голос. Словно каждое слово отчеканивалось на наковальне, — сегодня ты славно потрудился.
— Благодарю, сир, — толстяк в мантии учтиво поклонился, — прежде чем я покину вас, Господин, ваш сын просит аудиенции с вами. Мне пригласить его?
Редэм недолго молчал, глядя пытающими глазницами в пустоту тронного зала.
— Сандис? Что ему нужно?
— Он не соблаговолил меня известить, сир.
— Хорошо, пусть войдет, — нахмурившись, ответил Редэм.
— Как вам будет угодно, сир, — откланявшись в очередной раз, судья покинул зал.
Ворота помещения еще не успели закрыться после ухода верховного судьи, как в них ворвался молодой юноша в черных доспехах. Бряцая парными боевыми серпами, что висели на его поясе, он стремительно подошел к трону и встал на одно колено перед пьедесталом.
— Отец! Три дня прошло, как я вернулся из похода, но ты так и не удостоил меня разговором! Неужели исполнения твоей доброй воли теперь недостаточно, чтобы заполучить заслуженную похвалу? — воин поднялся на ноги, смахнув с лица золотистые кудри.
— Ты не сделал ничего выдающегося, Сандис, что могло бы вызвать мой восторг. Если бы я хвалил каждого своего слугу за то, что тот исполнил мой приказ, у меня не было бы времени не только на то, чтобы отдавать новые указания. То, что ты ходишь под моим флагом, сражаешься за меня, и имеешь право называться моим сыном, уже является благодарностью от меня.
— Но отец, весь мир лежит у твоих ног, а моими стараниями, в нем хранится покой и порядок. Не я ли отправился в земли тех неблагодарных свиней, и перерезал глотки революционерам? Не я ли остановил распространение этой чумы в самом ее зарождении?
— Люди всегда были и будут чем-то недовольны, сын мой. Я правлю столько лет и не вспомню ни одного спокойного года, где мою власть никто бы не оспаривал. Конфликты были всегда, и всю мою жизнь я находил способы бороться с ними, подавлять тех, кто не согласен со мной. Я сижу на их костях, — Редэм провел рукой по своему трону, — демоны пытались убить меня, но я испепелил их плоть и сделал трон из их костей. Поначалу это считали варварством, теперь же чтут как великий подвиг. Так и с людьми. Города полыхали в пламени сражений за власть, но итог всегда был один, сколько бы жертв это не понесло за собой. Ты не делаешь чего-то такого, чего не делали многие храбрые воины до тебя. Исполнять мою волю — это привилегия, которой ты должен гордиться, а не упрекать меня в том, что не смог ощутить величину моей благодарности. Помни, есть множество героев, которые смогут занять твое место в качестве верховного палача.
— И не один из них не сможет заменить тебе твоего единственного наследника!
— То, что лишь у одной проститутки я отобрал сына, признав в нем своего наследника, не делает тебя каким-то особенным, и уж тем-более не придает тебе чести. Вспоминая свои молодые годы, я с уверенностью могу сказать, что и тут тебе с легкостью могли бы найти замену.
— Я помню об этом, отец. Ты тыкал меня в это лицом чаще, чем спал с проститутками в «свои молодые годы». И все же лишь я один сейчас стою перед тобой, готовый занять трон, как только боги заберут тебя у нас. Да проклянут Всевышние этот день.
— Тебе бы этого хотелось, — Редэм оскалился в нездоровой ухмылке, — не так ли?
— Вовсе нет, отец, — Сандис встрепенулся и ударил себя кулаком в грудь, — я бы никогда не подумал о чем-то ужасном!
— То-то же. А теперь слушай меня. Дабы ты получил возможность доказать свою верность, я даю тебе поручение. Ты справишься с ним и сам, но я разрешаю взять пару человек тебе ради страховки. К северу от Столицы есть небольшая деревня, откуда привели того ублюдка, которого судили незадолго до твоего прихода. Ты должен вырезать половину ее жителей. Лишь половину! Сейчас настали тяжелые времена, нам не нужны лишние жертвы.
— Но отец, я слышал приговор, что ты вынес тому преступнику, разве он недостаточно суров и справедлив?
— Ты смеешь ослушаться моего приказа? — Редэм почти прокричал это.
— Вовсе нет, но мне кажется такие меры излишними…
— Люди должны понимать, что зло недопустимо в нашем мире. За причастность к преступлению каждый должен поплатиться. Настанет день, и все плохое, что нас окружает, будет выжжено благородным огнем справедливости… Вот тогда люди поймут, каким великим правителем я был.
— Этот день скоро настанет, отец. Будь уверен, я приложу все силы ради этого.
— Так иди же, а не болтай попросту.
Склонив голову в последний раз, Сандис покинул зал, оставив своего отца одного в огромном зале. Пройдя по коридору и завернув за угол, он увидел старика, стоящего у окна и любующегося огромным городом, что простирался до горизонта.
— Учитель! — он подошел к старому воину.
— Сандис, прошу, сколько раз я говорил тебе звать меня Говардом? Сыну Редэма не пристало относиться к дряхлому старику с таким почтением.
— Вы же знаете, учитель, я не могу, — Сандис улыбнулся, — зачем вы здесь? В последние месяцы вы нечасто посещаете Башню.
— Вскоре меня, так или иначе, приведут сюда, мальчик мой, поэтому я решил отдаться судьбе на милость по своей воле.
— О чем вы?
— Это я помог тем крестьянам достать оружие и поднять восстание против Короны. Именно благодаря моим наводкам они смогли ограбить склады, а затем неожиданно напасть на аванпост. Рано или поздно король узнает правду, так пусть своим признанием я хоть немного очищу свою совесть перед ним.
— Но…зачем? — Сандис
