Павел Шумил - Этот мир придуман не нами

Линда фыркнула.

— Постой! А чего ты вдруг спросила?

— Ты сказал, что новый ошейник вы со Стасом уже обсудили. А мне велел рабочий журнал по Миу заполнять. Поскольку наши регистраторы выключаются только после возвращения на базу, я решила послушать, что вы задумали спрятать в ошейнике. Кстати, Стас передал эскиз. Показать? Крррасивый… Аж самой такой захотелось.

— Видел.

— Да, как ты думаешь, Шурртх просто так со мной заигрывает, или этот… Политический брак готовит?

— Вот завтра отведешь его в сторонку и сама спросишь. Да, еще о завтра. Изучи правила игры в калах.

— Шеф, поздно уже. Будь человеком! Я спать хочу, а еще журнал заполнять, — Линда строит мне жалобные глазки.

— Покой нам только снится. И то — в кошмарном сне, — просвещаю ее я.

Только собрался погасить свет, осторожное поскребывание в дверь. Понятно… У людей принято стучаться.

— Не заперто.

В каюту робко просачивается Миу со свертком подмышкой. А Линда останавливается в дверном проеме, прислоняется к косяку, складывает руки на груди и хитро улыбается.

— Миу, что случилось?

В ответ — испуганно прижатые ушки, хвост между ног и робкий взгляд на Линду.

— Кто-то считает, что такая большая каюта рабыне не по статусу, — сообщает Линда. — Кто-то боится спать один в таком страшном, незнакомом месте. Кого-то другого нехороший шеф загрузил работой до самого утра. А самое главное — как в первый день себя поставишь, так и потом будет. Если в первую ночь не понравишься хозяину, можно на всю жизнь загреметь в рабыни для черной работы.

"Предательница!" — отчетливо говорит взгляд, брошенный Миу на Линду.

— Рабыня должна всегда быть рядом с господином. Если господину ночью потребуется рабыня, а ее рядом нет… — робко бормочет Миу. — Рабыня может спать здесь, в уголке, она совсем не будет мешать господину.

— Шеф, помнишь, что я про секс говорила? — ехидничает Линда.

— Кыш!

Довольная Линда удаляется и закрывает за собой дверь. Миу понимает это так, что ей разрешили остаться. Разворачивает свой сверток, стелет коврик перед дверцами встроенного в стенку шкафа и сворачивается калачиком. Мда… А пол жесткий и холодный.

Активирую связь, приказываю киберу принести из спортивного зала пенороловый мат для аэробики. Размеры мата — метр на два, самое то для любителей спать на полу.

— Хозяин так добр к рабыне. Рабыня счастлива, — лепечет Миу, когда переношу ее на мат и накрываю одеялом.

— Спи, малышка. Уже поздно.

Видела не раз, как слуги со стражниками в кости на рабынь играют. Кто кому постель согревать будет. Вроде бы, какая разница, кто выиграет. По-любому ведь хвост рабыне накрутит так, что утром круги под глазами и все из рук валится. А рабыни переживают до слез, до истерики. Чуть ли не с кулаками друг на друга лезут.

Вот и со мной такое. Сама себя накручиваю. От рабыни ведь ничего не зависит, а извелась вся…

Но — по-порядку. На стол поставили ящик, который языки знает и для меня переводит. Это госпожа Линда мне объяснила. Господин стал раздавать задания, кому что делать. Я из пяти слов одно понимала, но уяснила, что все это как-то со мной связано. А госпожа Линда надо мной главная. Потом об ошейнике заговорили. Госпожа Линда намеревалась снять с меня ошейник. В самом деле, какой смысл в ошейнике, если рыжая здесь одна я. Но господин объяснил, что если во Дворец с собой меня возьмет, мне без ошейника плохо будет. Я чуть не умерла от волнения! Отца увижу, подруг! Неужели я, рыжая, буду доверенной рабыней? Не бывает такого. С детства учили, что место рыжих — под нарами в рабском бараке. Но господин поручил для меня новый ошейник сделать. Сейчас на мне просто блестящая стальная полоса с гербом Владыки, а на новом будут… Не поняла, что, но что-то будет! Не колокольчики же, раз господин распоряжения отдает, а между делом меня рукой ласкает.

А дальше… Такого просто не бывает! Госпожа Линда показала мне мою комнату. Огромная! Как у самой госпожи. А в маленькой комнате — ванна. Думала, для стирки белья, но оказывается, пришельцы сами любят в воду залезать. И туалет, и зеркало выше моего роста, и прочие чудеса… Спросила, что за должность мне господин дал — мальчик на побегушках. Госпожа Линда сказала, что я — девочка на побегушках. А что делать — узнаю, когда язык выучу. Девочка — это понятно. Я еще четыре дня девочка. А потом…

И тут я вновь испугалась. Госпожа Линда спросила, сколько мне лет. Врать нельзя. За вранье рабыне запросто могут язык отрезать. Утаить можно. Хозяин не спросил — сам и виноват. Но когда вопрос задан вот так — прямо в лоб… Рассказала все без утайки. Руки дрожат, ноги подгибаются. Опять разревелась как ребенок несмышленый. А госпожа посадила меня на кровать, обнимает и утешает. Говорит, что никто из пришельцев меня не обидит. А потом вдруг предлагает перекрасить меня в черный цвет. Пришлось объяснить, что за такое у нас между двух столбов растягивают и всю шерсть факелами сжигают.

Как-то так получилось, что мы уже как две подруги говорим, а не как госпожа с рабыней. Госпожа Линда запретила себя госпожой называть. Я ей все свои тайны и желания поведала. Глупо, наверно. Все мои подруги в один голос советовали никогда так не делать. Любое слово, сорвавшееся с языка рабыни может отозваться кнутом по спине.

А потом Линда спохватилась и повела меня к Марте. Как я поняла, Марта старше и главнее Линды. Хотя, одеты они одинаково и почти как мужчины. То есть, носят штаны из плотной ткани, и у них есть куртки такого же покроя. Но куртки надевают только когда из дома выходят, а так — блузки с короткими рукавами носят. Шерсть на голове зовется волосы. У Марты они темные с рыжеватым отливом. Такие длинные, что их нужно на затылке в хвост связывать. Ниже лопаток, честное слово! А комната, куда меня привели, такая необычная. Стены белые, шкафчики белые, мебель непонятная, сундуки непонятные. Сразу видно, комната не жилая. И в этой комнате со мной целый час творили вещи непонятные, страшные, но совсем не больные. Самое больное — это когда палец укололи и капельку крови выдавили. Линда сказала, что кровь нужна не для клятвы, а чтоб мою кровь с их кровью сравнить. А из этого они узнают, какими их болезнями могу я заболеть, и какие мои болезни могут быть для них заразны. Еще Линда сказала, что через год-другой я сама в этом буду не хуже ее разбираться. Но это будет нелегко. Придется мне учиться, учиться и еще раз учиться.

Потом мы втроем пошли к господину Мухтару. Мухтар нашего языка не знает, Линда для меня переводила. Мой мешок с едой развязали, по большому столу разложили. О каждом блюде долго-долго расспрашивали, из чего и как приготовлено, с какими блюдами его можно подавать на стол, с какими нельзя, и почему. А блюда-то в спешке собраны. Какие были приготовлены для стола Владык, те в пергамент завернули — и в мешок. Помялись немного, но часто ли я такое ела? Только пальцы да ложку облизывала, когда готовить учили. Ну, иногда нам, рабыням, объедки перепадали. Те, что после господ слуги не доели. Неужели я теперь как господа есть буду? Такая жизнь мне нравится!